Пленница
Шрифт:
Ниваро почувствовал обращенный на него взгляд и оглянулся.
– Отец!
Он подбежал к Лихару и спрятал лицо в складках алого плаща. Властитель осторожно, все еще не веря своим глазам, касался его плечей, спины, рук. Спасен, неужели спасен?! О если бы его воины так же быстро оправлялись от полученных ран!
– Мое слово священно и нерушимо! Я дарую тебе свободу, женщина из Вастии. Ты заслужила ее. И Миркану воздам я должное - за добрые его дела и за худые.
Сумрачный взгляд Ианы, брошенный исподлобья, коснулся Властителя и словно ожег его.
– Ты хотела о чем-то спросить меня,
– Свободу нельзя даровать, ее можно лишь возвратить. Я хочу поскорее покинуть дворец.
– Мои кузнецы сегодня же снимут с твоей шеи цепь рабыни. Но побудь с моим сыном, пока к нему не вернутся прежнее здоровье и прежние силы. Я хочу, чтобы до того времени ты оставалась при нем.
...Теперь он стал рыбой, юркой серебристой рыбой, и скользил в быстрых холодных струях прозрачного потока, просвечиваемого солнцем до дна. Властная сила влекла его вперед и вперед. Постепенно поток становился все шире, превращаясь в реку. Новые берега и неизведанные глубины открывались перед ним, и было ему светло и радостно. Но вдруг что-то грубо и резко рвануло его вверх, потащило прочь из родной стихии, на гибельный воздух... И Ниваро пробудился в страхе.
– Миркан! Где ты, Миркан?
– позвал он.
– Что с тобою, сынок?
– горячая рука Ианы коснулась его руки.
– Мне приснилось страшное...
– прошептал мальчик.
– Позови ко мне Миркана!
– Миркана не увидишь больше, - тихо и печально молвила Иана.
– Принял он смерть, и похоронили его с почестями, как славного воина.
Ниваро вскинулся, чуя беду.
– Отчего он умер? Скажи мне!
– По приказу отца твоего отрубили Миркану голову, а потом за былые заслуги воздали почести мертвецу.
– Но ведь Миркан... разве он виноват...
– Позорные, непрошенные слезы подступили к глазам, и Ниваро застыдился своей слабости: настоящий воин не должен давать воли чувствам.
– Ведь я сам... сам...
– Ошибки твои дорого стоят другим, не тебе. Ты - наследник Властителя Семи Стран, продолжатель его дел. Казнили и ту девушку, Мизу, помнишь?..
– Иана, - донеслось еле слышно, - ты никому не скажешь, правда? Не скажешь, что я...
– Нет, сынок. Никому не скажу, что ты плакал. Но ты эти слезы запомни. На всю свою жизнь их запомни.
...Наяву еще ни разу не удавалось ему так слиться с конем, так подчинить себе это гордое животное - или самому подчиниться ему? Ниваро долго скакал на коне среди высоких трав и не подгонял его, не направлял его бег - тот сам нес всадника к цели. Выехали к реке и повернули к ее верховьям. Берега становились лесистыми. Предчувствие радости охватило Ниваро: он знал, что в глубине леса его ждет встреча с дорогими ему людьми. Неожиданно приглушенный топот десятков копыт долетел до его слуха, и впервые за весь долгий путь он тронул коня хлыстом. Что-то словно толкнуло его: опасность!
Его беспокойство передалось коню, и тот яростно рванулся вперед. Но погоня настигала их, заворачивала, окружала... И вот уже пал под ним верный конь, убитый метко пущенной стрелой, и Ниваро мчится сломя голову, дрожа и задыхаясь от быстрого бега, сердце гулко стучит о ребра, жжет в горле, ноги подкашиваются... И рядом с ним возникают другие люди, они тоже спасаются от врага, а сзади, подгоняя их,
– Подойди ближе, Иана из Вастии. Сын мой и наследник здоров. Он стал так же ловок и быстр, как был до беды, что с ним стряслась. Больше он не нуждается в твоей опеке.
– И теперь я могу возвратиться домой?
– Зачем тебе дальняя Вастия, глухой и убогий край? Ты неразумно поступишь, если вернешься туда. Я не просто сделал тебя свободной. Я хочу возвысить тебя, вастийка. В почете и богатстве ты заживешь в моей столице. Все мои приближенные, самые знатные люди державы будут обращаться к тебе за помощью...
Горькая усмешка тронула губы Ианы.
– Предвидела я, что так будет, потому что умею читать в душах людских и судьбу узнавать. Ты снял с меня рабскую цепь, но хочешь опутать множеством незримых цепей. Что мне богатство и что мне почет? Милости мне твои не нужны. Велика твоя власть, но не безгранична. Ты можешь здесь меня удержать, но служить тебе я не стану. Не принудишь меня врачевать твоих воинов и вельмож - тех, кто вверг мой народ в неволю.
– Безрассудная женщина, гордыня твоя непомерна! Твои же собственные поступки противоречат этим необдуманным словам. Ведь спасла же ты сына своего врага! Отчего же ты не дала ему умереть? Это была бы достойная месть!
– Для меня он был не сыном врага, а истерзанным болью детенышем. Месть же моя совершилась. Ждешь ты, что сын твой на смену тебе придет и дело твое продолжит. Душу и тело закаляешь ему, чтоб был он, как ты, вынослив и смел, чтоб был он, как ты, непреклонен и тверд, чтоб жалости он не ведал, как ты, и глух был к чужим страданьям. Всю доброту, что в наследство оставила мать, из сердца сына изгнать вы готовы. Но я не только тело его исцелила. Я дала ему то, чего никто из вас дать бы не мог. И когда-нибудь он вспомнит об этом, и дрогнет сердце его, и задержится готовый опуститься меч, и тем будет спасена не одна человеческая жизнь, которая не имеет цены в державе твоей. Он не будет жить по твоим жестоким и неправедным законам, он, быть может, их изменит, потому что не бездушным завоевателем войдет в мир, а пытливым и ищущим странником...
– Довольно! Я и так слишком долго слушал эти бредни. Видно, ты лишилась разума. Сама накликаешь на себя мой гнев, хотя могла бы жить в покое и благоденствии. Ты больше не рабыня, но ты живешь в моей державе и по ее законам, которые так не по нраву тебе, подлежишь суду за дерзкие бунтарские речи. До суда тебя заточат в темницу.
– Я не признаю твоего суда. И что для меня твои темницы! Ты только тело мое можешь в них заточить. Над душою моей ты не имеешь власти. И я уйду, когда захочу.