Пленница
Шрифт:
— Ты здесь кого-нибудь ждешь, девочка? — Тамара поспешила почтительно встать.
— Я просто не знаю, к кому обратиться, — обрадовалась она, что уж эта-то вроде бы сейчас ничем неотложным не обремененная женщина обязательно выслушает ее сбивчивый рассказ и подскажет, где отыскать того следователя с густыми усами.
— В первую очередь здесь принято обращаться к дежурному.
— Уж больно он занятой. И сердитый, — пожаловалась Тамара, и ее собеседница улыбнулась:
— И занятой, и сердитый. Что ж, тогда обращайся ко мне. Глядишь, и я смогу тебе помочь. Меня зовут Ольга Геннадьевна. Только давай сначала выйдем на улицу. А то здесь накурено так, что можно вешать не то что топор, а целую пилораму.
Эта Ольга Геннадьевна с первого взгляда, с первого слова вызывала симпатию, и уже через десять минут Тамара довольно связно сумела ей объяснить, что за человек позарез нужен ей в этих стенах. И милиционерша без труда поняла, о ком идет речь.
— Ты немного ошиблась адресом, Тамара, — положила она руку девочке на плечо. — Убийством твоих родителей занимается не милиция, а прокуратура. А это два разных ведомства, хотя и очень тесно сотрудничающие. Прокуратура находится отсюда поблизости, надо только перейти через дорогу, но сейчас тебе туда отправляться нет смысла. Тот следователь, о котором ты говоришь, а зовут его Комолов Альберт Поликарпович, если там и появится, то не раньше, чем к вечеру. Я с этим Комоловым лично знакома очень неплохо. Поэтому идем-ка сейчас ко мне в кабинет, подождешь там. А может, и мне поведаешь о проблемах, что тебя к нему привели. Глядишь, с ними легко справлюсь и я, и не надо будет отвлекать от важных дел занятого человека.
«Вряд ли у него сейчас есть что-то важнее того, что я собираюсь ему рассказать, — подумала Тамара, — но раз для этого придется его подождать, ничего не поделаешь, придется принять приглашение Ольги Геннадьевны. Хотя бы напоит чайком».
— Ладно, пойдемте к вам, — согласилась она. И оказалась в кабинете инспектора по делам несовершеннолетних. Которая, действительно, угостила чаем с печеньем. И, как оказалось, была очень близко знакома со Светланой Петровной. И, очень дотошно выспрашивала Тамару о ее житье-бытье после смерти родителей. И, была готова костьми лечь, чтобы выведать у Тамары, о чем же она хотела побеседовать с Комоловым из прокуратуры.
А ведь Тамара уже собиралась рассказать все-все-все этой обаятельной тетеньке. И о поездке в Тярлево и знакомстве с пани Холупковой; и о тех разговорах между Толстой Задницей и дядей Игнатом, что подслушала с помощью миски; и о страшных выводах, к которым в результате пришла; и о постоянных издевательствах дома, направленных на то, чтобы не просто подавить, а довести до самоубийства или хотя бы лишить рассудка. Обо всем, обо всем!
Если бы только Ольга Геннадьевна в начале беседы не призналась неосторожно в близком знакомстве с толстухой!
Но теперь уж рот на замок? И за полтора часа, что провела в кабинете Ольги Геннадьевны, Тамара ограничилась лишь жалобами на чрезмерно строгое отношение к ней со стороны опекунов — мол, сплошные ограничения: никаких друзей и подруг, никакой улицы после школы, читать можно только программную литературу, а к телевизору нельзя подходить даже близко.
— А ты, Тамара, постарайся взглянуть на все это с другой стороны, — разглагольствовала Ольга Геннадьевна, устроившись за столом напротив девочки. — Например, ты же сама говорила, что в августе у тебя было сотрясение мозга. Так стоит ли, пока не окрепнешь, лишний раз смотреть телевизор и насиловать голову дурацкими передачами, которыми сейчас заполнен эфир? То же и о книгах. Я уверена, что тебе сейчас не хватает времени, чтобы разобраться с уроками и той литературой, что рекомендуют учителя. Теперь насчет улицы. Мой тебе добрый совет: положись в этом вопросе на опыт Светланы Петровны. Уж кто как не она в курсе, во что сейчас превращается улица. Повсюду разврат и наркотики. Ты же не хочешь превратиться в неизлечимую наркоманку или проститутку? А это, увы, сейчас очень легко. Один неосмотрительный шаг, и ты попалась! То же с друзьями-подругами. К их выбору следует относиться с большой осмотрительностью. Лет пятнадцать-двадцать назад во времена моего детства считалось: мы гуляем в одном дворе, учимся в одном классе — значит мы друзья. Сейчас же в любом человеке, которому ты доверяешь, вполне может таиться враг. Времена, Томочка, к сожалению, изменились. И это произошло слишком резко. Очень многие оказались к этому не готовы. И поэтому порой попадают в ужасные ситуации. Поверь, по роду службы это все у меня на виду. И у Светланы Петровны — тоже. Потому она так о тебе и печется. И, возможно, в некоторых вопросах даже перестраховывается. Не суди ее строго. И слушайся. Когда подрастешь, будешь ее за это благодарить.
«Если эти пять лет еще удастся прожить, — размышляла Тамара, — то уж благодарить Толстую Задницу мне будет не за что. А если к тому времени она сама сдохнет, не поленюсь сходить к ней на кладбище, чтобы воткнуть в ее могилу осиновый кол!»
— А побеседовать со Светланой Петровной я тебе обещаю, — через узкий стол уперлась взглядом в Тамару Ольга Геннадьевна. — Конечно, о послаблении дисциплины речи не будет. Но и полностью лишать тебя моциона она тоже не вправе…
«Моцион? А что это такое? То же, что и рацион? Но о том, что меня сутки держали на хлебе и воде, я, кажется, не упоминала ни словом».
— …Тамара, так что ты хотела сообщить Комолову?
— Я просто хотела узнать, как идет расследование убийства моих родителей.
На столе зазвонил телефон. Ольга Геннадьевна обмолвилась с кем-то несколькими емкими фразами. Положила трубку. Поднялась.
— Извини, Тамара, мне надо выйти буквально на пару минут. Никуда не уйдешь?
— Никуда.
Скорей бы пришел этот проклятый Комолое!
…Вместо обещанных двух минут милиционерша отсутствовала не менее десяти. И когда она наконец вернулась в свой кабинет, Тамара от неприятной (нет, ужасающей!) неожиданности даже вскочила из-за стола и автоматически шарахнулась подальше от двери к зарешеченному окну.
Потому что следом за Ольгой Геннадьевной в кабинет тяжело вплыла Толстая Задница !
Было страшно! Нет, сказать «страшно» — это не сказать ничего!
Было жутко! Нет, сказать «жутко» — это тоже ничего не сказать!
На секунду потеряв дар речи от изумления и ужаса, Тамара сумела-таки взять себя в руки. Что делать? Попробовать вырваться из этого предательского кабинета, отбиваться руками-ногами, орать во всю глотку, что ее уже подчистую ограбили, а теперь пытаются поскорее свести в могилу, чтобы не путалась под ногами? Не исключено, что ни единому ее слову в этих стенах не поверят. И как бы она ни умоляла, никто ничего проверять не будет. Просто наденут наручники и вызовут психиатрическую бригаду.
Ну уж нет!!!
Тамара, стараясь сохранять полнейшее хладнокровие, терпеливо дождалась, когда толстуха закончит изливаться перед Ольгой Геннадьевной в благодарностях за то, что та не поленилась и сообщила, где находится в данный момент несчастная девочка, у которой непорядок с головой, потом спокойно позволила крепко взять себя за руку…
— До свидания, Ольга Геннадьевна.
— До свидания, Томочка. Будь умницей. Поправляйся.
…и вывести из кабинета.
— Мы сейчас домой, Светлана Петровна?
— Да!
— На автобусе?
— Нет!
— На «Опеле»?
— Да!
— А где тогда дядя Игнат?
— Увидишь сейчас!
«Несомненно, увижу! — чуть заметно екнуло сердце. — Эх, хана тебе, Тамара Астафьева, неуклюжая ты неудачница. Даже такое важное дело не смогла довести до конца. Позволила обвести себя вокруг пальца, будто слепого кутенка. Интересно, как обработали сегодня дядюшку красносельские алкаши?»
Обработали от души! Потому-то дядя Игнат и не вылезал из припаркованной напротив РУВД машины.