Пленница
Шрифт:
С огромным трудом ей удалось влить ему в рот ложку бульона. И наградой стало неловкое движение кадыка: он глотнул!
— Чудесно! — выдохнула Алекс, с улыбкой посмотрела на Мурада, почему-то не разделявшего ее радости.
Она продолжала вливать каплю за каплей живительную влагу. Вскоре тарелка опустела.
Тогда Мурад уложил его на тюфяк и принялся снимать грязные драные лохмотья. Алекс вздохнула: она слишком хорошо помнила это сильное мускулистое тело, и видеть его таким — кожа да кости — было больно. Мурад забрал у хозяйки влажную
— Позволь, я сам управлюсь.
— Он выживет? — прерывающимся шепотом спросила Алекс.
— Он очень сильный человек, — только и сказал Мурад, обтирая его лицо.
Алекс вытерла слезы и вдруг услышала шорох у двери. Интуиция подсказала, кто это мог быть. Ну конечно, на пороге стояла Зу. Первая жена Джебаля открыто шпионила за соперницей, как только та пошла на поправку, и постоянно совалась к ней в комнату без стука. Женщины смерили друг друга ненавидящими взглядами.
У Алекс сердце замерло в груди. Она сжалась. Теперь Зу будет что сказать Джебалю, ведь Лили Зохара посмела притащить к нему в дом самого Ксавье Блэкуэлла!
Но ничего не произошло.
— Что это? — спросила Зу, брезгливо глядя на Ксавье. — На что тебе сдался этот кусок падали?
Она не узнала пленника. Тощий, грязный, со спутанными волосами, он ни капли не походил на того красавца американца.
— Я не смогла оставить его умирать от голода, — резко ответила Алекс. — В отличие от некоторых у меня есть сердце!
— Ты просто дура. Отвалила целую кучу золота за какого-то бесполезного раба. — Зу презрительно смерила соперницу взглядом.
— Это не твое дело!
— Пусть. Однако вряд ли Джебалю понравится, что ты опять без разрешения шлялась по городу, да еще в бедуинском бурнусе!
Алекс замерла. Мурад, обтиравший Ксавье грудь, вздрогнул и посмотрел на Зу. Толстуха улыбнулась.
— Это все твои выдумки, — выдавила наконец Алекс. — Я буду настаивать, что ты лжешь. И Мурад меня поддержит.
— Ах-ах, разве я сказала, что собираюсь докладывать Джебалю? — слащаво пропела Зу.
— Что тебе надо?
Зу пожала плечами, величаво развернулась и выплыла из комнаты.
— Ты был прав, — обратилась Алекс к Мураду. — Она шпионит за нами. Наверное, в этот раз она шла за нами по городу. Но зачем ей это? И почему она не помчалась с доносом к Джебалю?
— Она ждет подходящего момента. Она как львица в засаде: затаилась и ждет, чтобы… убить наверняка.
Алекс охнула. Ясно, что Мурад был прав.
Раб мрачно покачал головой, глядя на Ксавье, Взгляд Алекс тоже обратился на Блэкуэлла, и она испуганно прошептала:
— О Господи! Он поправится, и тогда… она обязательно его узнает!
— Как только он поправится, его нужно будет удалить из гарема, — твердо заявил Мурад.
На лице Алекс проступило столь знакомое ему упрямое выражение. Он сердито прикрикнул:
— Алекс!..
— Поживем — увидим, — откликнулась она.
Его тела касалось что-то мягкое и нежное.
Он не понимал, где находится, однако впервые за неимоверно долгое время ему было так хорошо. Наконец-то он как следует выспался и теперь чувствовал себя свежим и полным жизни. То, на чем он лежал, казалось подозрительно мягким и сильно напоминало толстый тюфяк. Под головой была подушка, а тело — укрыто тонкой тканью.
Ясно, что он лежал не под открытым небом. Он не чувствовал адского пламени беспощадного светила, с дьявольской настойчивостью обжигавшего его кожу. Нет, вместо этого прохладный ветерок овевал лицо и руки.
А желудок, хотя и требовал пищи, не сжимался голодной болезненной судорогой.
Он испугался, что все это сон. Но сознание сбрасывало с себя туман забытья, и становилось все более ясно, что он никак не мог попасть в этот рай на земле. Он вспомнил бегство с рудника и безжалостных кочевников, как его запрягали в повозку и заставляли тянуть плуг, будто он бык или мул. Он вспомнил голод. Он вспомнил жару. Он вспомнил еврейского купца, который помог ему снова сбежать. Купца убили грабители, а имущество забрали себе. Умирающего от голода Ксавье бросили на дороге.
А потом торговец рабами подобрал его на окраине какой-то деревушки.
Но где же он теперь?
Ксавье ужасно не хотелось открывать глаза. Однако он заставил себя сделать это.
И очень удивился.
Он лежал в маленькой уютной каморке. Простой шерстяной ковер покрывал пол. Небольшое окошко распахнуто настежь, и снаружи угадывался роскошный цветущий сад. У Ксавье все поплыло перед глазами.
Он действительно лежал на толстом тюфяке. Его нагое тело прикрывала шелковая простыня — в этом не было никаких сомнений. Ксавье поймал себя на том, что с наслаждением гладит пальцами тонкую ткань.
Ведь он давно потерял надежду на то, что когда-нибудь ложем ему будет служить что-то более мягкое, чем простая земля, а тела будут касаться столь восхитительные ткани, а не грубые лохмотья.
Оказалось, что рядом с тюфяком стоит низкий столик. Блэкуэлл медленно приподнялся. Он увидел чайник с горячим чаем, блюдо со свежими финиками и кусок козьего сыра.
В животе громко заурчало. Потекли слюнки.
Ксавье схватил чайник и принялся жадно пить, не замечая, что ароматная жидкость течет по бороде и груди. Выпив все до капли, Блэкуэлл набросился на финики. Никогда в жизни не ел ничего более вкусного!
— Ксавье! Ты очнулся!
Он замер. Он не верил своим ушам, своим глазам.
О, он не забыл ее. Хотя рабство едва не лишило его разума, ее облик всегда оставался в памяти, в самом потаенном уголке, она приходила к нему во сне. Он уже успел забыть, какая она на самом деле красивая. И какую бурю чувств вызывала в душе. Однако теперь все было иначе.
Теперь он ощутил нечто новое. Не просто физическое влечение или преклонение перед чрезвычайной отвагой. Нет, какой-то благоговейный восторг пробудился в душе.