Пленник гибнущего мира
Шрифт:
…До окраины города оставалось всего ничего, впереди уже виднелась голая степь под тонким покрывалом хмурого неба. Серые высотки на его фоне казались вырезками из фотографий. Из-за поворота, грохоча и раскачиваясь, медленно выползал красный трамвай. Мимо него проехал шестиколесный самосвал с оранжевой кабиной и длинным кузовом, в котором высилась гора щебенки. Выхлопная труба машины выплевывала маленькие черные облачка. С одного из десятков балконов доносилось гулкое гавканье.
«Где-то здесь он и живет. – Андрей остановился и обвел взглядом типовые девятиэтажки-«гармошки». – Сто пятнадцать… Ага, вон сто семнадцатый».
Увидев нужный дом, Духов перешел на узкую земляную тропку и направился к прямоугольному зеву арки. Под ее сводом он чуть замедлил шаг и пробежался глазами по разноцветным каракулям неумелых любителей баллончиков с краской.
Оказавшись во дворе, Андрей вновь остановился. Взглянул на часы.
«Еще пятнадцать минут в запасе», – отметил он, озираясь.
Кругом – никого. Лишь голуби, покачивая сизыми головками, переваливались меж деревьев да воробьи серыми мячиками скакали то по земле, то с ветки на ветку. В пяти шагах брала начало дорожка из светлых плит. Она вела мимо песочницы с деревянными бортиками, выкрашенными желтым, зеленым и красным, проходила рядом с горкой в виде фиолетового слона и деревянными качелями и заканчивалась асфальтированной площадкой, на которой стояло несколько машин. Все казалось серым, сонным и холодным.
Налюбовавшись, Андрей двинулся вдоль бордюра. Нашел третий подъезд и остановился возле крыльца в две ступеньки. Под низенькой лавочкой без спинки обнаружилось немало следов, оставленных местной шпаной: шелуха от семечек, «бычки», пивные пробки и бутылки.
Духов сморщился и вновь взглянул на часы. Без семи одиннадцать.
«Пока поднимусь, без пяти будет. Самое то: точность – вежливость королей», – решил Андрей и зашел в подъезд.
Он остановился у лифта, хотел уже нажать кнопку, но замер, глядя на красный огонек.
«Лучше пешком», – подумал Духов, чувствуя, как мандраж усиливается. Горло словно слиплось, внутренности закаменели. Даже дышать стало труднее.
Впрочем, по-иному и быть не могло. Андрей по-прежнему не представлял, что ждет его на интервью с Кагановским. Мирная картинка, где он сидит напротив писателя и внимательно слушает, казалась все менее реальной. А как будет на самом деле?..
«Скоро узнаю», – Андрей сглотнул, болезненно скривил губы и пошел к лестнице.
Напрягало кое-что еще. Очень уж странно Кагановский согласился на интервью.
Это было вчера. Телефон писателя Духов нашел без труда. С дрожью в руках набрал номер, стал считать гудки. После восьмого в трубке защелкало, зашуршало, и Андрей услышал низкое: «Слушаю».
– Владимир Абрамович? – громко и четко спросил он, чувствуя, как сердце застучало в ребра.
– Он самый, кто же еще? – недовольно отозвались в трубке.
Душа Андрея от такого ответа ухнула в пятки. Но он собрался, представился, отважился назвать себя внештатным корреспондентом «Вестника»… И тут Кагановский перебил его.
– Ладно, – резко, даже сварливо, произнес писатель. – Я согласен. Жду завтра к одиннадцати утра. Адрес знаете?
– Э-э-э, – растерянно протянул Андрей. – К со…
Кагановский снова не дослушал – назвал свой адрес и, не прощаясь, повесил трубку. А Духов отложил телефон и минуты три сидел, неподвижно глядя за окно. Перед глазами маячило лицо писателя: маленькие темные глаза, нос-клюв, тонкие кривые губы. В ушах все еще звучал его голос: низкий, каркающий.
«Натуральный ворон, – Андрей отвлекся от воспоминаний – он дошел уже до третьего этажа. – И все-таки… Как он догадался, что я позвонил именно насчет интервью? Словно заранее знал – и время тут же назначил. Странный человек… Прав был Юрий Миронович, задание непростое».
От последней мысли тяжесть в животе стала ощутимее.
«Ничего, – успокаивал себя Духов. – Такое испытание в самом начале – это даже хорошо. Потом легче работать будет. Главное, сейчас сделать все как надо».
Квартира писателя располагалась на седьмом этаже. Андрей остановился у простой деревянной двери, выкрашенной темно-красным, с железным крючком для сумок и черным кругляшом глазка и взглянул на часы. Без четырех одиннадцать.
«С богом», – сказал себе Духов и, не найдя звонка, постучал.
Минуты две было тихо. Андрей свел брови, закусил губу и снова стукнул в дверь согнутым указательным пальцем – на этот раз чуть громче.
– Да сейчас я! Сейчас! – тут же послышался шепелявый и каркающий голос писателя. От неожиданности Андрей вздрогнул. – Потерпи минуту!
Из квартиры донеслись поскрипывание и шелест – странно знакомый: Духов в детстве любил кататься из комнаты в комнату на велосипеде, и колеса утюжили линолеум с таким же звуком.
Наморщив лоб, Андрей осторожно приник к двери правым ухом. Звуки приближались. Спустя пару секунд послышался вздох. Потом щелкнул замок – Духов тут же выпрямился, – и дверь приоткрылась.
– Толкай и входи, – низкий голос писателя и вновь шелест колес по полу.
Андрей отворил дверь и, наконец, увидел Кагановского. Тот сидел в инвалидном кресле. Точнее – полулежал. Казалось, в теле писателя не осталось сил, а само оно таяло. Духов смотрел – и не мог избавиться от ощущения, что под белой рубашкой с редкими голубыми полосами нет ничего… Что толстые серые брюки скрывают пустоту…
Но нет: на подлокотнике лежала левая кисть писателя – желтая и сухая, оплетенная толстыми сине-зелеными венами, с длинными узловатыми пальцами. Правая, из черной блестящей пластмассы, покоилась на сиденье. А ступни прятались в коричневых шлепанцах на тонкой подошве.
– Так бесцеремонно меня еще никто не разглядывал, – ворчливо произнес Кагановский. Он опустил ноги на облезлые – некогда коричневые – доски пола, оттолкнулся и чуть отъехал назад, не отрывая от гостя мутного взгляда. Кожа на лице писателя желтой резиной с чуть заметными голубыми полосками сосудов возле висков и на лбу обтягивала череп. Редкие и седые, больше похожие на пух, волосы стояли торчком. – Входить собираешься? Или на пороге интервью брать будешь, даже дверь не закроешь?
– Ой! – Андрей спохватился, прошел в прихожую и тихо пробормотал: – Простите.