Пленники Барсова ущелья (илл. А.Площанского)
Шрифт:
— Да, наш домохозяин. Должно быть, свихнулся от одиночества. Он рычал и хохотал в той светлой пещере.
— Ты его своими глазами видел? — спросил Асо.
— Нет, только голос слышал.
Пастушок улыбнулся.
— Филин это был, — спокойно сказал он и, поднявшись, пошел за хворостом.
— Вот те на! Да разве филин может смеяться, как человек?
— Асо и в самом деле спугнул филина, — подтвердила Шушик.
Ашот растерянно молчал.
— Ну, ты чего опешил? — засмеялся, глядя на него, Гагик.
— Эти звуки меня очень напугали, — признался Ашот, покраснел
Асо, вернувшийся с охапкой веток в руках, тихонько смеялся. В свете костра ярко выделялся ряд ровных, красивых зубов да блестели белки глаз.
— И это был филин. Я их наслушался в лесах. Сначала тоже боялся, думал — черти. Смеются, свистят, скрипят, бормочут что-то. Обмануть хотят: «Сплю, сплю», а сами вот-вот накинутся. Отец мне потом объяснил и показал. Так что зря ты боялся.
Ашот нахмурился. Филины? Хорошо, что товарищи не видели, в каком он был состоянии, в какой пришел ужас. Стыдно было ему своей слабости, но и обидно, что он, сын охотника и сам немного охотник, не знал такой простой вещи — не знал, как кричат филины.
Даже испарина выступила на лбу у Ашота, так неловко он себя почувствовал. «Ну да, конечно, Асо всегда ночует в горах, в пещерах и слышит, как кричат филины. А мы с отцом по вечерам возвращаемся с охоты. Мы можем не знать», — утешал он себя.
— Ладно, не вешай носа! — сказал Гагик. — Мы не меньше твоего напугались. Попали в одну пещеру — не пещера, а больница: кто-то плачет, кто-то вздыхает, стонет. Ужасно было, не правда ли, Шушик? Я, например, парень вовсе не из пугливых, но прямо и страх и жалость брали, когда слышал, как люди мучаются. Сердце так и разрывалось. А ведь Асо опять скажет, что это филины да совы были.
— Нет, я никогда не слышал, чтобы совы плакали и стонали. Это были черти. — И пастушок со страхом посмотрел на вход в Пещеру барса.
Теперь рассмеялся Ашот:
— Вот это-то и были настоящие совы! Они плачут, как дети, пищат, как мыши, вздыхают…
— В самом деле? — так и подскочила Шушик. — Значит… значит, и мы…
— И вы! — подхватил Ашот. — Вы тоже вообразили, что пещеры полны духов. Вот что значит плохо знать природу! Получается, что, если бы вы были на моем месте, а я на вашем, никто из нас не испытал бы страха.
— А в общем, раз в этих пещерах нет никаких чудес, идем туда снова! Пора содрать с барса шкуру! Готовь факелы, Асо, а эти расколи ножом — тонкие не гаснут.
— Все равно гаснут. Когда мы хотели поднять Шушик, у меня лучина погасла и у Саркиса, — сказал Асо.
— Как же так? Почему? — удивился Ашот. — Погоди, где это было?
— Там, где ты потерял сознание.
— Там, где я… — задумался Ашот. — Да, да, я наткнулся на какую-то дыру в полу, и оттуда шел угарный воздух.
— И я нагнулся, и огонь у меня потух, — вмешался в разговор Саркис.
Ашот начал понимать что-то очень важное.
— Ты говоришь, Шушик в обморок упала? А я? Вот это загадка! Я ведь не лежал над этой дырой?
— Нет, ты сидел выше, у стены.
— Вот это-то и спасло меня, — сказал Ашот. — Углекислый газ тяжелее воздуха, он скопляется внизу, помните? Значит, мне грозила смерть, а вы спасли меня, да? И Саркис тоже?
— Как это — «Саркис тоже»? Когда бы не он, мы бы тебя совсем не нашли. Он напал на твой след, — сказала Шушик и обвела всех победоносным взглядом: «Что я вам говорила о Саркисе!»
Ашот не мог прийти в себя. Не мог разобраться толком во всем происшедшем. Просто чудо какое-то! Думал ли он, что когда-нибудь его будут спасать — да еще в подземных галереях — Саркис, которого он когда-то считал шкурником, Гагик с его давно всем знакомой трусливостью, эта слабенькая девочка, которую он вообще не принимал в расчет! Ведь по сравнению с ним все они были слабовольными и бессильными существами — так, по крайней мере, он до сих пор считал. Нет, тут какое-то недоразумение. По-видимому, он плохо знал своих товарищей, неверно оценивал их возможности. Легкое ли дело было войти в этот подземный ад? А они вошли. Где обрели они силы? Или, объединенные общей целью, его товарищи стали более мужественными, более стойкими, упорными? Бывает же, что, когда соединяешь слабые и гибкие прутики, они все вместе становятся стойкими и несгибаемыми, словно ствол дуба.
Некоторое время Ашот молчал, и товарищи чувствовали, что в душе его происходит что-то значительное. Да и сам он понял, что за эти несколько минут в нем многое переменилось.
Впрочем, нельзя сказать, что все это произошло именно сейчас. Характер Ашота менялся медленно и незаметно — каждый день, каждый час, а последние минуты были лишь завершением тех сорока дней, которые ребята провели в плену. Так подпочвенные воды Барсова ущелья, каждый час, Каждое мгновение накопляясь в глубине земли, достигают своего наивысшего уровня и вдруг вырываются наружу.
Все наставления, которые Ашот делал товарищам, особенно Саркису, он, оказывается, должен был сделать и себе. Он воображал себя бесстрашным и сильным, но жизнь показала, что без коллектива и он ничто.
И, словно подслушав эти мысли, Гагик осторожно, мягко сказал:
— А ведь верно, ребята: друг без друга мы бы давно пропали. Даже самый отважный из нас. Правда, Ашот? — И Гагик испытующе взглянул на товарища.
— Да, — тихо откликнулся Ашот. — Ну, что было, то прошло, — сказал он уже совсем другим тоном. Зажигайте факелы, берите оружие — идем на барса.
Он снова стал прежним Ашотом — отважным, мужественным, самоотверженным. В его глазах снова пылало воодушевление.
Видя, что товарищи колеблются, Ашот насмешливо спросил:
— Совы, видно, здорово вас напугали?
— Нашел боязливых! — выпятив грудь, вскинулся Гагик. — Зря ты нас тащишь, вот что! Два дня мы по всем дырам и щелям лазили: нету твоего барса, ушел!
Саркис и Шушик поддержали Гагика, но Ашот с ними не согласился. Он считал, что после стольких мучений и тревог нельзя отказаться от поисков. Это значило бы уподобиться войску, которое, осадив крепость и понеся много жертв, в самый решительный момент вдруг теряется и отступает. Нет, АШОТ не из тех полководцев, которые так быстро отчаиваются. Но надо же прежде всего уговорить «войско»!