Шрифт:
Пролог
С моря дул легкий освежающий ветер. К сожалению, поблизости не было людей, способных оценить ту прохладу, что он дарил. Чайкам, копошившимся на линии прибоя, до капризов погоды не было никакого дела. На морском побережье Стигии никогда не бывало настолько жарко или холодно, чтобы птицы здесь обитавшие, начали задумываться о временной смене места жительства.
Шторм, бушевавший несколько недель, вынес на берег целый ворох вещей, которым на суше совсем не место. Конечно, больше всего было водорослей. Но нашлось место и для всякой морской живности,
Валялись на берегу и обломки кораблей, которым не посчастливилось пережить буйство стихии. Судя по разбитым доскам и разорванным парусам, море не поскупилось ни волны, ни на ветер. На фоне перемолотых остатков кораблей удивительно смотрелось практически неповрежденное человеческое тело. Судя по неестественно вывернутой шее и правой руке морехода, несколько переломов у него всё-таки было, но выглядел он необычайно целым и сохранившимся. Даже шитая золотом рубаха, выдававшая в нем офицера, порвалась только в двух местах. Правда, водоросли, налипшие на тело несчастного, немного портили общую картину.
Одной из чаек надоело рыскать в поисках очередной тухлой рыбешки, и она уверенной поступью направилась к моряку. Птица несколько раз обошла тело, исследуя его на предмет пригодности к потреблению в пищу. В итоге, остановив свой выбор на глазах, стала приноравливаться, как бы получше к ним подобраться.
Внезапно левая рука человека устремилась к птице. Чайка, не ожидавшая от трупа такой подлости, отреагировать не успела. Только один раз пронзительно вскрикнула, а затем совершила впечатляющий полет в морскую даль со свернутой шеей.
— Не надо было так делать, птичка, — хриплым голосом произнес мертвец, поднимаясь на ноги. — Мне нравится это тело, ни к чему его портить.
Человек внимательно осмотрел свои конечности, и нашел состояние правой руки совершенно неудовлетворительным. Про безбожно мотавшуюся из стороны в сторону голову он, казалось, забыл. Мертвец грустно улыбнулся, давая понять судьбе, что поступила она с ним весьма гадко, и принялся читать заклинание. Слова, что он произносил, не были схожи ни с одним из хайборийских наречий. Когда заклятье подошло к концу, и рука, и шея были уже, как новенькие.
Тогда моряк принялся счищать с себя остатки водорослей и песок. Завершив эту работу, он произнес еще несколько слов на том же языке, и через мгновение перед ним возникла его точная копия. Высокий, стройный молодой человек. Карие глаза, небольшой, чуть-чуть курносый нос, тонкие губы, немного выдающийся вперед подбородок. Моряк улыбнулся, положительно оценив внешность своего двойника. А вот испачканная водорослями рубашка ему явно не понравилась.
Недавний мертвец несколько раз обошел магически созданную фигуру, пытаясь запомнить мельчайшие детали своего облика. Его внимание привлекли пустые ножны на поясе. Оглядевшись по сторонам, он заметил у самой кромки воды саблю, выпавшую из них. Он поднял её и повесил себе на пояс. И тотчас же в ножнах двойника возникла её копия.
Моряк вновь и вновь осматривал своё магическое отражение, и оно всё больше и больше ему не нравилось. В конце концов, он произнес заклятье, которое полностью очистило его одежду
Эта мысль заставила его улыбнуться. Уж кем-кем, а человеком, любящим побродить в одиночестве и поразмышлять, он не был.
Мореход было двинулся по берегу в сторону полуночи, но потом вспомнил про двойника. Отражение следовало убрать. Правда, пользоваться магией лишний раз ему не хотелось, потому что рано или поздно за это придется платить. Но иного выхода не было.
Примерно десять странных отрывистых слов, и двойника как не бывало.
— Наслаждаешься свободой, сын?
А вот и расплата. Если он слишком часто прибегал к помощи магии, в голове непременно возникал этот голос. Голос его давным-давно погибшего отца.
— По правде говоря, я еще не до конца разобрался со своими ощущения. Чрезвычайно необычная форма бытия.
— Ну, для меня-то она как раз самая, что ни на есть, нормальная, — мореход представил себе ухмылку, которая возникла бы на лице его отца, обладай тот материальным телом. Но мысленные образы смеяться не умели. — Может ты уступишь мне этого пирата? Обещаю не портить его.
Мертвый мореход вел разговор в своей голове и одновременно быстрым шагом двигался в сторону небольшого городка, который он ощущал неподалеку. Воздух не проникал в легкие моряка, сердце его не билось. Человек бы вряд ли заметил это, а вот птицы чувствовали и спешили убраться с пути непонятного существа. Моряку это не нравилось, и он неприязненно морщился. Телу можно было вернуть подобие жизни, но для этого пришлось бы снова прибегнуть к магии.
— Не переходи грань, — обратился он к отцу. — Мне почему-то кажется, что я единственный из нас четверых веду эти душещипательные беседы. Так что, если желаешь общения, будь добр прекрати говорить глупости.
— Глупости? — в голосе появились иронические нотки. — Подожди немного и увидишь, как эти глупости становятся реальностью.
— Ты мне надоел. Убирайся!
— Как пожелаешь, — сказал отец. — Только помни, я вернусь. А пока оставлю тебе подарочек.
Из моря поднялся столб воды, который через мгновение рассыпался на тысячи капель. Непрерывно двигаясь, они в конце концов слились в изображение смеющегося старика.
В сознании морехода раздался безумный хохот его отца.
В камне он не был способен проявлять какие-либо эмоции. И колдовать не мог. Получалось, что отец сумел на краткое мгновение овладеть его телом. Неприятно.
Мореход произнес заклинание, и водный старик превратился в ишака, разразился мычанием и исчез. В памяти пирата присутствовал образ осла, а вот звуки, им издаваемые, явно относились к другому животному. Но ничего, отец стерпит. Пожалуй, даже так ему и надо. Однако в будущем стоит быть поаккуратнее при работе с чужими воспоминаниями.
Нынешний обладатель тела капитана пиратского фрегата принялся копаться в голове мертвеца, стремясь отыскать там своё новое имя. Коратцо. Гадко звучит. Даже предыдущему владельцу оно не нравилось. Оказывается, его так назвали в честь легендарного зингарского военачальника, несколько столетий тому назад одержавшего ряд знаменательных побед над Аргосом. Пират вроде бы приходился ему каким-то дальним родственником в тридцать девятом колене.