Пленники Раздора
Шрифт:
Смотритель Крепости обвел тяжелым взглядом всю честную братию и сказал:
— Донатос, иди вниз. Волчице надо дать крови. Успокоится, будем думать, как в человека обратить. Лесана, ты ведь дуре жилу отворяла? — Он дождался, покуда выученица кивнет, и сказал: — Без ума дело сделано. В другой раз, прежде чем лезть, куда не знаешь, хоть тех, кто умнее, спроси. А ежели бы отбиться не смогла? А ежели бы она в окно выскочила или на креффа кинулась? Ты о чем думала?
Лесана виновато потупилась:
— Я ведь не знала,
Наставник в ответ покачал головой:
— Вот оттого, что мы тут ничего не знаем, у нас Ходящие по Цитадели расхаживают туда-сюда, как по лесу. Ладно. Забирай Люта и езжайте. Обоз вас уже заждался, ни к чему людей будоражить. Лют, добавить есть что? Если нет, Мира в пути, к зеленнику жду обратно. И, как я понял, кто такой Каженник — ты знаешь?
Оборотень кинул.
— Значит, о чем в дороге поговорить со своими спутниками, уже понял, — Глава обернулся к креффу целителей: — Ихтор и ты, рыжая, тут останьтесь. С вами разговор особый. Всё. Расходитесь.
— Мира в дому, — сказала Лесана, выводя Люта из покоя и с удивлением глядя на незнакомую ей рыжеволосую девушку. Кто ещё такая?
Когда все, кроме Нэда, который удобно устроился возле очага, удалились, Клесх посмотрел на Огняну. Та примостилась на краешке лавки, словно наказанная, смотрела янтарными глазищами и молчала. Однако было видно — не боится, скорее, печалится. Чему? Ихтор не глядел в её сторону, отсел, как отрекся.
— Так кто такой Каженник? — спросил Глава.
Девушка грустно улыбнулась:
— Злой дух из навьего царства. Является, когда захочет. Если встретит в чаще — не убежишь, не спасешься. Хоть из шкуры выпрыгни. Подойдет, коснётся — лишит ума и памяти, в сердце злобу вложит.
— Светла была спокойной… — заметил Клесх. — Никого не трогала, лопотала, всех пыталась приласкать…
Девушка пожала плечами:
— Она не могла обратиться. Это значит, её коснулись в детстве, когда в ней ещё зверь на лапы не встал. Она и рассудком помутилась оттого, что человеком осталась. Суть её вырвали.
— А теперь что же изменилось?
Девушка опять пожала плечами:
— Ей уж давно пора перекинуться. Луна, вон, в силу входит…
— Так она и прежде входила. Что-то ты, красавица, не договариваешь…
Огняна вздохнула:
— Да неужто непонятно? Женское в ней пробудилось. Зверь запертый на волю попросился. Влюбилась она. Вот и все.
Мужчины переглянулись.
— Влюбилась? — Глава не смог сдержать беззвучного хохота: — Хранители, что ж все через задницу-то у нас тут…
Нэд крякнул и спросил:
— Донатосу-то скажем?
Клесх против воли рассмеялся ещё пуще, уткнулся лицом в ладони и только плечи подрагивали.
Огняна переводила изумленный взгляд с Главы на Нэда, с Нэда на хмурого Ихтора, лицо которого было застывшим и безучастным.
— Ладно, красавица, — успокоившись, сказал повеселевший смотритель Крепости, — говори теперь, как тут очутилась?
Но вместо Огняны слово взял целитель. Рассказал, а потом спросил глухо:
— Что делать прикажешь, Глава?
Клесх развел руками:
— А что ту сделаешь? Выдели ей какой-нибудь покой из пустующих в людской, сходи к Нурлисе, одёжи попроси на смену. Да пристрой куда. Вон, у Койры шерсти — прясть, не перепрясть.
Крефф растерялся:
— А наузы?
— Наузы? — Клесх удивился. — Зачем ей наузы? Она, почитай, год здесь живет. Никого не покалечила. Даже тебя. Только не болтай никому, что Ходящая.
Последнее относилось уже к Огняне. Та кивнула.
— А скажи-ка, красавица. Обратно-то теперь Светлу в человека как обратить?
Девушка покачала головой:
— Научить только. Да здесь некому. — И поспешно добавила: — Я не смогу. Меня она разорвет тут же. Здесь нужен не просто зверь, а сильный да ещё и Осенённый. А коли его нет, можно лишь ждать — либо она сама с естеством совладает, либо так волчицей и останется. Но, ежели до следующей луны не перекинется, человеком уже не будет.
Глава мрачно кивнул.
— Идите.
…Когда целитель и его спутница вышли в коридор, девушка обернулась и, заглянув в обезображенное лицо, спросила:
— Ты злишься? Обиделся на меня?
Он покачал головой.
До людских покоев они дошли в молчании. Здесь Ихтор открыл первую незапертую дверь, кивнул в темноту пустого нетопленного покоя и сказал:
— Обживайся.
А после этого развернулся и ушёл. Ни разу не оглянувшись.
Донатос стоял перед решеткой, из-за которой на него смотрела, мерцая жёлтыми глазами, снежно-белая волчица.
— Светла? — колдун вглядывался в оскаленную морду, безуспешно пытаясь увидеть под обличьем свирепого хищника робкую незлобивую девушку.
Зверь утробно и глухо зарычал.
Ургай и Стеня, нынче несшие стражу в каземате, переглянулись.
— Наставник, — тихо спросил Ургай, — как же ей крови-то дать? Она ведь кидается. Не подступишься.
Крефф ответил, не отводя взгляда от псицы:
— За тупоумие тебя к ней закинем. Пусть до отвала наестся. А то ведь дурака учить — только портить.
Парень досадливо покраснел, а колдун тем временем обернулся к нему и сказал:
— Ступай на поварню, попроси кого-нибудь из служек ладонь посечь и в плоское блюдо нацедить из раны. А ты, — наузник повернулся к ратоборцу: — к целителям иди. Позови, кто потолковей из третьегодоков, порез затворить. И блюдо сюда несите. Да ещё кочергу захватите по пути, чтоб двигать было ловчее. А то ведь руку по локоть отхватит вместе с посудиной и не подавится.