Пленники темной воды
Шрифт:
— 45 —
28 сентября, 1994, среда, 01.28, паром «Балтия»
Западня! Глухие коридоры. Темнота и ручьи, текущие в двери кают.
Люди сбивали и топтали друг друга в тесных проходах.
Рёбра хрустели. Сдавленные крики и ругань.
Выброшенные из коек. Они бились о закрытые двери. Кто-то, спасаясь от заполнившей каюту воды, пытался кулаком разбить иллюминатор и кровь брызгала на стекло.
Вода топила застрявшие лифты.
Вцепившись
Они хватались за скользкие тросы лифтов и, срывая кожу с ладоней, карабкались вверх.
Обессилевшие падали вниз. Крик их нёсся по шахте и разбивался вместе с ним о стены шахты.
И вот глухие падения тел сменились плесками. Тела падали в ползущую наверх воду.
Ещё один уровень вверх. Ещё на этаж выше.
Метр. Ещё метр.
На узком выступе у выхода из шахты трудно удержаться. Ступни скользят и кто-то, почти добравшись до выхода, срывается и летит вниз.
Вода пожирает его. Добыча за добычей.
Трупы с разбитыми головами и тёмные пятна расплываются в волнах.
Раздвигают двери.
Вперёд! На палубу!
Мокрый ковёр хлюпает под ногами.
Там…
Ледяное море и оранжевые пятна плотов.
Прыжок за прыжком.
С борта.
Дышать!
Они тонут в считанных метрах от плотов и шлюпок.
Она не держит их ослабленные тела.
Кто может — плывёт, выплёвывая льющуюся в глотку, спазмами сводящую лёгкие воду.
Тёмной скалою над ними висит паром.
Последние вспышки фонарей по борту.
Наклон увеличился ещё больше и судно почти вертикально уходит в воду.
Утаскивая за собой тех, кто так и не успел отплыть.
Кент схватился за край плота.
Разбитые пальцы вымазаны кровью.
Нет сил. Нет сил подтянуться. Волна накрывает, а потом подбрасывает вверх.
Кто-то схватил его за воротник рубашки и втащил на плот.
Кент лежит на животе и с хрипами выкашливает воду.
— Спасибо, — шепчет он, едва обретя дыхание.
Никто не отвечает ему.
Люди лежат на плоту. У них больше не осталось сил.
Через три часа прилетят вертолёты спасателей.
Кто-то дождётся спасительного света их прожекторов. Кто-то услышит рёв их двигателей.
Но Кент умрёт вместе с пятью другими пассажирами на этом плоту.
Их тела поднимут с плотов и доставят в Турку.
Через два дня жена Кента, прилетевшая из Англии, опознает его тело.
Его похоронят на старом кладбище. На холме возле моря. Другого моря, не того, в котором он погиб.
А ещё через час или два, или, быть может, через век после свое смерти он очнётся вновь. И увидит бар на пароме, початую бутылку «Хеннеси», разбитый бокал и ту странную женщину, перед которой он хотел извиниться, но она его так и не услышала.
Потому что ждала кого-то.
И, возможно, они будут живы.
И снова будут плыть куда-то.
И только две вещи будут смущать его в долгом этом путешествии.
Почему каждый раз ближе к полуночи, когда по привычке заходит он посидеть в корабельном баре, охватывает его душу короткий, но такой пронзительный и неодолимый страх?
И почему он, не смотря на все старания, не может выбраться на палубу и ночь напролёт блуждает по длинным, бесконечным коридорам?
— 46 —
28 сентября, 1994, среда, 04.35, Таллинн
— Ночные допросы — это не гуманно, — заметил Михайлов.
— Ну, вам ли рассуждать о гуманности, — возразил Юри.
— И сарказм тоже ни к чему. Почему мне не дают спать? Я устал от ваших дурацких вопросов. Если мне и ночью не дадут хоть немного отдохнуть — мои ответы станут тоже дурацкими. Вам это надо?
Юри закрыл за собой дверь и присел на стул рядом с Михайловым.
— Скажите, Дмитрий Алексеевич, — тихо спросил он, — вы никаких сообщений сегодня ночью не ждёте?
«Рванули всё-таки!» Михайлов еле сумел сдержать подкатившую к горлу дрожь. «Они в России отсиживаются, а с меня теперь эстонцы три шкуры спустят. Вытащат меня теперь или нет? Вот ведь наворотили, ворюги!»
— Нет, не жду.
— С паромами ничего у вас не связано?
— Нет. Плавать не люблю ещё больше чем летать.
— А вот у меня сообщение есть.
И Юри достал из папки листок факса.
— Только что из Финляндии передали.
Михайлов зевнул и потёр виски.
— И надо было меня будить?
— Надо, Дмитрий Алексеевич, — сказал Юри. — Непременно надо было разбудить. В этом факсе сообщение о гибели парома «Балтия». Паром затонул сегодня в половине второго ночи на пути из Таллинна в Стокгольм. Очень много погибших. Сколько именно мы не знаем, но счёт, скорее всего, идёт на сотни. На пароме было девятьсот пятьдесят пассажиров, а спаслось не более ста. Так что считайте.
«Эх, и гад ты, Лебедев» подумал Михайлов. «Вот ведь устроил! Что получается, они эти трупы на меня вешать будут?»
— Сочувствую, — сказал он вслух. — Но я-то тут при чём? Спасением на водах я не занимаюсь, к судоходству отношение не имею…
— Имеете, — возразил Юри. — Топорков с своё время собрал о вас кое-какую информацию. О вашей прежней работе в КГБ. И нам по наследству от покойного эта информация досталась. Но, понятно, к паромам вы отношения не имели и работая в КГБ. Это не ваше направление. Здесь другие люди сработали. Которые, я полагаю, с вами связаны.