Пленники вечности

Морозов Дмитрий Витальевич

— А в двух словах?

— Находясь в роли подопытного кролика, этот Игорь зарекомендовал себя изрядным чудаком. Например — ходил в церковь…

— Эка невидаль!

Герман поморщился и продолжил:

— В комнате своей молился, причем такими молитвами, о которых даже в самой Патриархии не слышали.

— Попал в секту? Заделался сатанистом?

— Ни то, ни другое. Это самые настоящие православные молитвы, только вышедшие из употребления… довольно давно. Как утверждают найденные не без труда эксперты — до Никоновских реформ семнадцатого века. Часть

молитв из его репертуара еще бытует у старообрядцев, а часть существует лишь в очень редких, почти бесценных книгах. Есть еще часть, которая вообще не ясна, но не содержит никакой ереси и стилистически близка двум первым группам.

— Еще этот стервец повадился читать книжки на старославянском и церковнославянском, — не удержался полковник, — чего за ним в прежней жизни, то есть до поездки на Бали, не водилось.

— Он, вообще, был атеист и раздолбай, особенного образования не имел, тем более — не обучался архаическим молитвенным практикам и древнерусской грамоте.

— Может, на Бали…

— Не может. Там даже русских эмигрантов всего четверо — все очутились на острове после перестройки или в ходе оной.

— И что в нем особенного? Мало ли что бывает — уверовал внезапно человек, ангел ему небесный явился…

Стас был несколько сбит с толку и не улавливал причины действенного интереса конторы к этой личности. А интерес, судя по документам, имелся, причем изрядный. Это сколько надо труда — найти всех этих консультантов? А из Патриархии какую-либо информацию выкачать? Это тоже не фунт изюма.

— Игорь этот, по всем признакам, которые ты еще не в состоянии уловить, — наш клиент. Более того — наш профильный клиент. А самое главное, — Герман для вящего эффекта снял очки и, протерев их специальной салфеткой, медленно одел на переносицу, — психиатры усмотрели в нем все признаки полного расщепления личности.

— Ну, шизоид и шизоид, — Стас нервно закурил. — Дядя Саша, вы не того человека с Лубянки взяли, ей богу. Я медицинский не заканчивал. Я чистый и не обезображенный интеллектом гуманитарий.

— С психиатрами согласились весьма авторитетные товарищи из православной верхушки. — Герман скомкал салфетку и щелчком отправил ее в погасший монитор. — Выражаясь словами верующих — в нем сидит бес. Или ангел.

— Ага, — тупо сказал Пшибышевский, делая могучую затяжку. — Доводилось слышать, что психиатры и средневековые инквизиторы зачастую говорили об одних и тех же феноменах, только разными словами.

— Ты не умничай, — полковник постучал ногтем по страшной гербовой бумаге, — не в бирюльки играем. Это вполне серьезный вопрос. Продолжай, Герман.

— В нашей конторе, а конкретно в отделе Теней, есть соответствующие технологии. Каковые и были применены в отношение Игоря. Наш диагноз совпал с клиническим и православным. В бывшем советском погранце живет цельная и весьма яркая личность. Ее мы и называем «гостем».

— Этот… гость… Он и помнит древние молитвы, читает древнерусские бестселлеры и так далее?

— Да.

— А эти ваши «теневые» технологии…

— Помнишь наш разговор о микропластике?

— В общих чертах. Да и брошюрки твои я изучал в последнее время весьма прилежно. Благо, делать больше нечего.

— Можно заболеть шизой. Вполне можно подцепить беса. Не смейся. Одержимость — вполне наблюдаемый, хоть и редкий феномен. Бывают и иные казусы — скажем, ложная память. Какие-то участки нашего слабо изученного мозга активизируются и выдают информацию, которую индусы зовут «кармической». Но все это представляет для нас сугубо академическую ценность. Да и симулировать все это можно, обладая определенными талантами. Но никак нельзя подделать то, что мы, Тени, умеем считывать с человека.

— Резюме?

— Считай это диагнозом или приговором, — одними губами улыбнулся Герман. — В теле российского гражданина живет «гость». Не психическая проекция, не бесплотный дух или бред воспаленного разума. Живой человек из далекого прошлого, обладавший или обладающий сейчас телом. А мозг Игоря он использует как своего рода библиотеку, хранилище информации. Если угодно — жесткий компьютерный диск.

— Что помогает ему «косить» под нормального человека начала двадцать первого века.

Стас закурил еще одну сигарету, не потушив первую.

— Здорово, — сказал он наконец после долгой паузы. — Судя по страшным бумагам на столе и вашим физиономиям, речь не идет о шутке или очередном тесте по ломке стереотипов.

— Игры кончились, — подтвердил полковник. Стас в молчании прикончил сигарету, пошуршал бумагами, взял остро заточенный карандаш и стал выводит на столе какие-то каракули.

— Хорошо, — выдал он наконец, — а какое «гость» имеет отношение к «фестивалю» и «потеряшкам»?

— Самое прямое, — заметил Герман как бы нехотя. — Этот тип, который внутри Игоря, абсолютно не поддается гипнозу и различной химии.

«Значит — пытались применять, — пронеслось в голове Стаса. — Высоки же ставки в этой игре…»

— Однако он любит и умеет рисовать. Отметим для галочки — этим талантом пограничник также не владел.

Герман подошел к своему столу, номерным магнитным ключом отомкнул хитрый замок и вытащил тубус. Из картонной трубы появились два десятка портретов. Потом на свет божий капитан извлек кипу фотографий.

— Это — забава «гостя». А это — фотографии из дела о «фестивале». Сравни.

Стасу понадобилась пара секунд, чтобы убедиться в полном тождестве физиономий.

— Порассуждаем вслух, — сказал он. — Игорь мог их знать.

— Проверено, — откликнулся полковник. — Исключено.

— «Гость», откуда бы он к нам ни свалился, мог…

— Не мог, — отрезал Герман, пряча рисунки. — Он появился позже, значительно позже исчезновения фестивальщиков.

— Тогда, — мрачно выплюнул Стас, — я констатирую, что «гость» прибыл к нам именно оттуда, куда делись и эти вот…

Он указал на папку с «фестивальным делом».

— Блестящий вывод, верный и банальный, — полковник улыбнулся. — Заинтригован?