Пленники вечности
Шрифт:
Последнего врага назгул добил коротким кинжальным тычком в глазницу и бросился к распростертой женщине, делавшей попытки отползти подальше от места схватки.
Вздох облегчения вырвался из груди ангмарца. Перед ним лежала совершенно незнакомая тетка, скорее всего, крестьянка из ближайшей сервской деревушки, подвернувшаяся драпающим из войска Кестлера мародерам.
Назгул быстро перерезал ее путы, женщина с гортанным криком, совершенно не похожим на человеческую речь, вскочила, но тут же покачнулась и опустилась на землю.
— Ноги-то
— Московит? — спросила, коверкая звуки, немка.
— Рашен партизан, — устало ответил назгул.
— Казак?
— Не совсем.
Похоже, в Ливонии казаками пугали детей. Животный ужас в глазах немки начал угасать.
— Ну — я пойду… — Ангмарец поднялся, и принялся обшаривать трупы. Давно уже прошли те времена, когда его воротило от подобных занятий, да и от самого вида мертвецов.
Он нашел флягу с вином, ломти солонины, завернутые в листья лопуха, и потемневший папир, а также колчан вполне сносных стрел, которые прихватил для Майи. Подумав, он поднял из грязи легкий кольчужный хауберг, вовремя вспомнив о непокрытой голове Дрели.
— Прощай, — сказал он молча скрючившейся у огня спасенной женщине и кинул ей на подол кожаный кошель с монетами. — Может, хоть ты не станешь болтать, что русские пожирают младенцев и пускают села на ветер.
— У нас такое и не болтают, — с трудом подбирая слова, выдала женщина. — И не немка я, полька.
— Вот как, — пожал плечами ангмарец. — Ну бывай, славянка.
Не оборачиваясь, он зашагал прочь от костра.
Насмерть перепуганная Дрель встретила его причитаниями вперемешку с густым матом, но тут же запнулась и замолчала, разглядев забрызганный кровью плащ.
— Дорога свободна, — пробурчал назгул. — Нечего таращиться, кровь не моя, хвала Великой Тьме. Трогай уже.
Примерно через два часа ангмарец остановил коня.
— Надо бы на дерево забраться, — сказал он неуверенно. — Ливонцы нам по дороге не попадались, значит, они гонят наших на восток. Пора бы нам уже их нагнать. Очень не хочется налететь на тыловое охранение.
— Я сама, — сказала Дрель. — Или я не эльфийская принцесса?
Резво подоткнув подол платья и приоткрыв весьма аппетитные ножки, она обезьяной взлетела по ветвям вверх, растворившись в густом лесном пологе.
Ангмарец ждал, поигрывая уздечкой и вслушиваясь в шорохи ночного леса.
Сверху посыпалась кора, и на траву шумно спрыгнула Дрель. Щека ее была расцарапана, платье на плече зияло прорехой.
— Они прямо перед нами.
— Охранение?
— Вернее будет сказать — стража обоза. Там пара телег, три шатра и дюжина мордоворотов. Сидят на тюках с арбалетами и пялятся вокруг.
— А главных сил не видно?
— В паре километров начинается подъем из этой долины. Гребень холма, похоже, наши и ливонцы уже перевалили.
Ангмарец спрыгнул с коня.
— Будем обходить. На вот, надень на башку. И не перечь! Мне воевода за тебя руки-ноги повыдергает.
Дрель на удивление покорно нахлобучила сменный войлочный подшлемник назгула, а поверх него хауберг.
— Ну, и как я смотрюсь? — кокетливо спросила она, ведя коня в поводу.
— Как школьная учительница географии, решившая изобразить индийскую королевну, — честно ответил ангмарец. — Только очень грязную и помятую индийскую королевну.
— Спасибо на добром слове, злыдень.
Миновать ливонский обоз им удалось без особых приключений, если не считать того, что лошадь назгула оступилась и едва не свалилась на дно оврага.
На дорогу, ввиду близости основных тевтонских сил, они решили не выходить, двинули по еле заметным лесным тропам, полагаясь не столько на собственное зрение, сколько на чутье казачьих рысаков.
Вскоре при свете звезд они перевалили через седловину, и перед ними раскинулся во всей своей красе ливонский лагерь.
Жарко горели десятки костров, белели палатки и шатры, меж ними перемещались оруженосцы и полупьяные кнехты.
— Бьем их, бьем, а они не уменьшаются в количестве, — заметила Дрель, сморщив нос.
— А ты что, хотела, чтобы Легион все войско магистра переколбасил? Которое Кестлер год собирал?
— Положим, здесь едва половина его. Вторая — у Рингена, осаждает отряд Игнатьева-Русина.
— Все равно их раз в двадцать больше. Только и спасают нас леса да топи, негде им развернуться.
— И как только дали магистру собрать эдакую силищу?
Щека назгула нервно задергалась. На эту тему они уже давно предпочитали говорить только между своими, даже со свойским парнем, воеводой Репниным, старались языки не распускать. А дело пахло крупной изменой.
Всем памятен был триумфальный марш русских полков от Пскова и Ивангорода вглубь Ливонии.
Нарва пала в одночасье, за ней обрушились десятки замков и множество крупных городов. Тевтонская армия была буквально разметана, словно куча сухих листьев, злым осенним ветром и загнана в родовые укровища. Казалось — еще немного, и московиты на века утвердятся на Балтике.
И тут начались проволочки, отступления и бессмысленные маневры, изматывающие войска, переговоры…
В довершение всех бед, основные полки попросту ушли из Ливонии, оставив там и сям малозначительные отряды и гарнизоны, словно приглашая немцев к реваншу.
И реванш немедленно воспоследовал. Кестлер, павший было духом, нашел деньги, активизировал давние рыцарские связи с Западной Европой. И потянулись к Балтийским берегам, словно в эпоху крестовых походов, шайки псов-рыцарей, ватаги ландскнехтов и вольные дружины кондотьеров. Сам орден перегруппировал свои силы и вышел в поле. А в чистом поле русских полков не оказалось. Кестлер наметил уничтожить оставленные гарнизоны, показав всему миру, что его архаическое государство еще на что-то способно, получить под этим соусом дополнительные деньги от Папы и начать с Московией полномасштабную войну.