Пленники
Шрифт:
— И ту старуху? — усмехнулся Оник. — Нет, на свете действительно немало добрых людей. Зря я своего хозяина подозревал. Золотой человек! И жена тоже. А вы у кого спали, ребята?
— Мы оба у одной старухи, — ответил Гарник.
— В хлеву?
— Почему в хлеву? Старуха приготовила нам постели дома.
— Вы спали, когда началась гроза? Неужели спали? А я не мог, — все время думал о вас.
— Я тоже долго не мог заснуть, — признался Великанов. — Толкаю Гарника: а не увели нашего Оника к старосте? Тут, говорят, два дня назад повесили двух проходящих, немцы их задержали.
— Об этом и я
Оник вдруг остановился и закинул руку на шею:
— Что там?
Парни в недоумении оглянулись.
— Да куда вы смотрите? На вороте! Клоп?
Гарник внимательно оглядел воротник и спину Оника и вдруг сдернул с его головы соломенную шляпу:
— Вот оно, целое гнездо этих вампиров!..
Осмотрев шляпу, Оник решил сорвать с нее подозрительную черную ленту. Затем начал энергично бить шляпой о землю.
Пользуясь этой маленькой остановкой, Великанов с Гарником легли под куст и начали подшучивать над злосчастным владельцем шляпы.
— Не следовало тебе наряжаться под барина, — посмеивался Гарник. — Притом же и шляпа-то наследство от прадеда твоего хозяина. После смерти оставил ее, а в ней и клопов… Так и дошли они из семнадцатого в наш двадцатый век.
Гарник еще не докончил своей шутки, когда Оник предостерегающе кашлянул и неестественно спокойным голосом сказал:
— Немец! Он вас не видел, спрячьтесь в кустах. Меня зовет…
За поворотом дороги, на катушке проволоки — неизменной принадлежности связиста — сидел немецкий офицер. Он пальцем поманил Оника:
— Ком, ком!..
Откуда он появился? Бежать поздно. Эх, будь, что будет!.. Оник испуганно поплелся вперед, тут же решив про себя сказаться глухонемым.
Подойдя к офицеру, он попытался изобразить на лице улыбку, но вместо этого получилась неловкая гримаса.
Офицер что-то спросил у него.
«Куда идешь?» — перевел про себя Оник. — «Наверное, это. О чем еще он может спрашивать?».
Оник потряс рукой около уха, как бы желая сказать: ничего не слышу! Затем сделал еще несколько телодвижений, смысл которых был приблизительно таков: «Иду в соседнее село, хлеба достать… Неужели не видишь, — хлеба нет, хлеба хочу, кушать надо!..» Оник несколько раз подносил пальцы ко рту, придав лицу плаксивый вид, что, впрочем, было даже лишним. Офицер понял. Он отвернулся и махнул рукой:
— Иди!
Оник, положив руку на сердце, поклонился в пояс.
Шагая по дороге, он заметил, что метрах в ста от него связисты тянут телефонную линию. Значит, и офицер был с ними — он только недавно вышел на дорогу. Ноги Оника подкосились: «Не дай бог, чтобы товарищей увидели». Собравшись с духом, он оглянулся на офицера. Тот все еще сидел в позе человека, погруженного в раздумье.
Великанова и Гарника не оказалось на том месте, где их оставил Оник.
Дорога шла по склону невысокого холма к вершине и там терялась.
Оник решил подняться на этот холм и осмотреться оттуда, — может, заметит друзей, или они его увидят. С вершины холма он долго и внимательно разглядывал окрестность. Неподалеку начинался лес, тянувшийся до самого горизонта. Ребята, наверно, укрылись где-нибудь на опушке. Чтобы выйти на дорогу, им придется сделать довольно большой круг. Иначе они неминуемо наткнутся на связистов. Чем грозит беглецам встреча с солдатами — предугадать было нетрудно. А вдруг он потерял товарищей и придется идти дальше одному?
Нет, это невозможно! Он не может идти без них: надо подождать, пока друзья дадут о себе как-то знать.
Оник лег на холме, высунув как наблюдатель голову из травы, — смотрел в сторону леса и на дорогу, по которой они шли. Куда могли деться ребята?
И Оник принялся бранить себя за то, что напугал их. «Немец, немец»!.. Ведь они не на фронте! На них гражданская одежда, и на немцев они будут натыкаться на каждом шагу. Встреченный офицер не походил на лагерных надзирателей. Эсесовцем он наверняка не был тоже. Ведь не все же немцы одинаковы. Среди них есть и добрые люди. Этот офицер даже не счел нужным проверить, в самом ли деле он, Оник, глух и нем. Эх, ты, немец, немец: знать бы мне твой язык — поговорил бы с тобой «глухонемой» Оник! Может быть, хороший получился разговор. Верно говорил когда-то учитель Асатрян: «Учите, дети, иностранный язык, может случиться — попадете в такой тупик, что только язык вас и выручит, тогда вот вспомните мои слова». А мы, глупые, посмеивались. Вот Гарник — тот молодчина, и по-немецки знает, а заговорит по-русски, не отличишь от русского… Куда же, однако, делись эти черти?
Оник ждал довольно долго. Перевалило за полдень. А вдруг ребята, надеясь встретить его на дороге, сделали круг и уже ждут его в ближайшей деревне? Он поднялся и, чуть не плача от досады, шел до позднего вечера, пока на закате не пришел в село, названия которого не знал, да и знать не хотел. Он хотел было постучать в дверь первой хаты и попросить воды, но затем решил, не задерживаясь, пройти к центру села, где, возможно, его дожидались Гарник и Великанов.
Так он вышел на неширокую площадь, посредине которой стоял круглый колодец. Оник заглянул — колодец был неглубок, вода темнела совсем близко. Он зачерпнул ее в горсть, утолил жажду, а затем уселся на камень, лежавший около.
В конце улицы показался обоз. Часть телег была с грузом, остальные пустые, — с грохотом подпрыгивали они на рытвинах.
На первом возу сидел немецкий обер-ефрейтор.
Оник спохватился только тогда, когда немец, завидев его, ткнул возницу в спину. Лошадь остановилась.
— Фуру маешь? — обратился к Онику возница.
«Подвода есть?» — как сквозь сон, дошел до Оника смысл вопроса.
Оник тут же вспомнил совет Петро, у которого ночевал накануне, и смело ответил:
— Нема!..
Он думал, что на этом разговор кончится. Но возница начал расспрашивать еще о чем-то. Однако на этом «нема» запас украинских слов Оника кончился, он ничего не понял и, наконец, сказал:
— Я не здешний, братец!..
Возница взглянул на обер-ефрейтора:
— Дас ист рус.
— Вас? Рус? — обер-ефрейтор спрыгнул с повозки и быстро подошел к Онику, что-то сердито крича. Оник понял только одно слово: «Коммунист?» — когда обер-ефрейтор ткнул ему пальцем в грудь.
Оник отрицательно помотал головой. Обер-ефрейтор сразу сдернул с него шляпу. Приказал поднять руки, потом задрал рубаху. К счастью, на теле Оника не было ни рубцов, ни синяков, по которым сразу узнали бы лагерника. Между тем действия немца привлекли внимание остальных возниц, они окружили Оника.