Пленный лев
Шрифт:
Она поняла, что только теперь настало для нее время действительного самопожертвования, и, сложив руки на груди, усердно стала молить Создателя помочь ей побороть в себе чувство, отвлекающее ее от Небесного Жениха.
Окончив молитву в полной уверенности обрести в религии полноту спокойствия, мира и безграничной любви, она долго лежала, распростертая у подножия распятия – там, где развеялись в прах все ее надежды, сомнения и земные привязанности.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА I
Два обещания
Во время всех этих празднеств свадьба Алисы была отпразднована
Ввиду всех этих приготовлений Солсбери решил не выходить в поход прежде, чем выдаст свою дочь замуж. Поэтому Алиса Монтегю была обвенчана с сэром Ричардом Невилем самым скромным образом. Свадьба была сыграна в день всеобщего расставания в Сан-Лисе, куда все придворные дамы последовали за королем. Со стороны жениха был приглашен только один из братьев сэра Ричарда, – не смотря на то, что всех членов его семейства насчитывалось до двадцати двух человек, а со стороны Алисы – ее отец, Эклермонда и несколько дам.
Впрочем, под конец венчания явился король, опиравшийся на руку лорда Варвика. Худоба Генриха была поразительна, щеки его горели ярким румянцем, но он непременно хотел почтить Солсбери своим присутствием на свадьбе его дочери, и, по просьбе старика, тут же утвердил баронство Монтегю за сэром Невилем.
По окончании обряда король Генрих поцеловал новобрачную и надел ей на палец дорогое кольцо, пожелав ей всевозможного счастья. Никто из присутствующих не мог вообразить, какое значение будут иметь, лет сорок спустя, имена Варвик и Солсбери для младенца, находящегося в Виндзоре.
Когда король проходил мимо Эклермонды, он промолвил ей шепотом:
– Не думайте, сударыня, что я забыл о ваших благих намерениях. Но всегда появляются завистники, когда дело касается какого-нибудь улучшения в Париже. К несчастью, люди эти слишком высоко поставлены, чтобы я мог рискнуть порвать с ними в настоящее время. Но если Господь дарует мне победу в предстоящей борьбе, тогда отношение мое к ним изменится, и вам можно будет предпринять святое дело учреждения в Париже общества сестер милосердия св. Екатерины.
В то время, как Генрих ласково разговаривал с Эклермондой, графиня Жакелина де Гено прощалась с Малькольмом.
– Какое нам дело до ее пренебрежения, молодой человек? Постарайтесь получить рыцарские шпоры в предстоящую войну, потом придумайте какой-нибудь предлог приехать сюда прежде обоих королей, потому что с их совестливостью мы никогда не придем к желанному концу. Тогда, клянусь вам, она будет ваша! Мы с монсеньером Туренским совладаем с этой гордой сумасбродкой, или я – не Жакелина де Гено!
Заручившись этим обещанием, Малькольм с самыми радужными надеждами отправился на войну. Он мечтал о той поре, когда сломив продолжительное упорство Эклермонды, он даст ей осознать, в чем заключалось ее настоящее счастье. Начнет ли он со строгостей или же добротой и лаской доведет ее до раскаяния – этого он пока не знал. «Лишь бы только получить рыцарское достоинство, – думал он, –
Мечтая таким образом, Малькольм ехал с Перси и целой толпой молодых людей. Генрих согласился сделать первый переход до Корбейля на носилках, где Бедфорд и Варвик собирали главные силы его армии. Джемс же остался при свите короля, и скакал возле его носилок. По прошествии некоторого времени, приятели, увидав, что никто не обращает на них внимания, отправились к юношам, составляющим авангард королевского конвоя.
Генрих постоянно воображал Францию своей союзницей, и потому строго запрещал любой грабеж и приказывал немедленно расплачиваться с обывателями за все, забираемое его войском, но, к несчастью, правило это почти никогда не соблюдалось.
Когда авангард вошел в одну из деревень, назначенных для первой стоянки, солдаты вместо фуража и продовольствия, нашли в ней одни голые стены и несколько покинутых кошек. Солдаты пришли в негодование, и принялись ругаться и громко жаловаться на голод. Кто-то распустил слух, что жители, со всем скотом и скарбом, перебрались в соседнюю деревню, за четыре мили от покинутого села. Конечно, надо было проучить их за это! Все солдаты, находящиеся под командой Христофа Китсона и Уильяма Тректона, обязаны были не двигаться с места, к великому неудовольствию Китсона, которому необходимо было раздобыть немного вина больному Тректону, подхватившему лихорадку при осаде Мо. Но юные джентльмены, довольные, что не находятся под командой ни одного из йоркширцев, поскакали искать продовольствие себе и своим лошадям. Ими руководило также известие, что Арманьяки оставили в упомянутой деревне одного из своих раненых, и тот мог быть, по их мнению, каким-нибудь важным пленным.
Вскоре узкая лесная тропа привела бесшабашную толпу человек в сорок, в том числе прислугу и нескольких разбойников, всегда появляющихся, когда дело касалось грабежа, в хорошенькое селение, окруженное зеленым лугом. Под большими каштановыми деревьями были расположены телеги с сеном, стадо коров, овцы, лошади, хозяева которых искали здесь убежища в надежде, что отдаленность большой дороги спасет их от насилия солдат.
Так вот они, эти мошенники, обкрадывающие вооруженных воинов! Как бешеные накинулись на них фуражиры, и мигом, вся эта мирная картина превратилась в поле брани и огласилась руганью осаждающих и криками осажденных. Скотина разбежалась, полилась кровь, и все, что не могло быть унесено нападающими, сделалось достоянием пламени. Во время схватки все забыли о пленном; один Малькольм вспомнил о нем в надежде, что такая добыча возвысит его в глазах Эклермонды. Он увидел дряхлого старика, вынужденного, по слабости своей, остаться на месте, и подбежав к нему, повелительным голосом спросил, где находится больной? Вместо ответа старик указал на охваченный пламенем домик. Малькольм, с криком: «Собака Арманьяков, выходи отсюда! Сдавайся, если не хочешь сгореть!» проворно вбежал в отворенную дверь.