Плёвое дельце на двести баксов
Шрифт:
— Ты снимаешь эту квартиру, а я ею владею, — назидательно пояснила размалеванная девка.
— Как это? — растерялся я. — А Петр Иваныч как же?
— Помер Петр Иваныч, Царствие ему Небесное, — и она перекрестилась слева направо на католический манер.
Мне, правда, показалось, что на католичку эта девочка не тянет, скорее всего — просто креститься толком не умеет.
— А вы ему кто будете? — мрачно спросил я, уже догадываясь, что услышу в ответ и что после этого ответа последует.
— А я Петру сестра родная, — и она как бы в доказательство своего кровного родства покрутила в воздухе ключами от
Конечно, мне следовало бы по крайней мере проверить ее документы, но у меня не имелось серьезных оснований сомневаться в сказанном. Петр хотя и был совсем молодым еще мужиком, но выглядел уж очень болезненным, его явно одолевала какая-то лихоманка, и он в последнее время сильно сдал. Да и на воровку девица не походила, а имеющиеся у нее ключи от квартиры безусловно свидетельствовали в пользу ее слов. Можно было бы потребовать дополнительных доказательств тому, что данная гражданка теперь является собственницей снимаемой мной квартиры, но я не хотел раздражать новую хозяйку излишними расспросами — себе дороже.
— Очень рад познакомиться, — бодро сказал я, — Игорь Брагин.
— Это мне известно, — кивнула она, но сама не представилась. — Ты полтораста баксов платил за хату?
— Так точно, — обреченно ответил я, уже окончательно осознав, о чем сейчас пойдет речь.
Новая хозяйка окинула многозначительным взглядом дорогостоящие деликатесы, которые еще не успела запихнуть в свою сумочку и мой баул, и объявила: — Теперь будешь платить по двести. Денег у тебя, я вижу, куры не клюют. — И, предупредив мои возможные возражения, она добавила: — А не хочешь платить, так съезжай к едрене фене.
— Отчего ж? Я согласен, — произнес я, можно сказать, понурив голову. А что оставалось делать? Искать другую квартиру за сто пятьдесят? Да где я такую найду, если все кругом дорожает с каждым днем! Спасибо этой милой девушке и на том, что не заломила еще больше.
— А если согласен, гони бабки! — неожиданно потребовала она.
— Вообще-то я платил двенадцатого числа, а сегодня десятое, — не слишком решительно возразил я.
— А теперь будешь десятого! — настойчиво заявила хозяйка и в очередной раз обвела алчным взором оставшиеся на столе деликатесы.
Я после получки уже успел перевести матери в Пермь ежемесячные три тысячи рублей, и у меня на руках имелось в данный момент чуть больше пяти тысяч. По бытовому курсу, доллар шел за тридцать деревянных. Значит, девице следовало немедленно выплатить шесть штук. Когда я выдавил свое «согласен», то до двенадцатого рассчитывал перехватить недостающую сумму у Толяна…
— У меня сейчас столько денег нет, я еще не получил зарплату. Потерпите, пожалуйста, до двенадцатого. Или хотя бы до завтра, — взмолился я плаксивым голоском, но, наткнувшись на ее каменное молчание и непреклонный взор, предложил компромисс: — Впрочем, сто пятьдесят баксов я могу заплатить и сейчас.
— Сойдет, — неожиданно легко согласилась она. Но вдруг добавила: — А на оставшиеся пятьдесят баксов я возьму натурой. — И хозяйка кивнула в сторону разложенных на столе продуктов.
«Вот и накрылось угощение для любимой женщины», — мрачно подумал я, но возражать не осмелился во избежание худшего: мне казалось, что эта наглая девка способна добиться моего немедленного выселения, прибегнув, к примеру, к помощи милиции.
Я собственноручно собрал деликатесы в принесенные мной из магазина большие целлофановые пакеты, а эта стерва стояла рядом и наблюдала — как бы я чего не затырил.
Наконец она ушла, и я с волнением стал ждать прихода Ольги. Как-то она сейчас выглядит, после нашей последней встречи?
А как я выгляжу? — спохватился я и бросился к зеркалу, шаря по карманам в поисках расчески.
И вот раздался звонок в дверь. Я, не заглядывая в «глазок», открыл ее и буквально обомлел. Кошмар продолжался, однако…
Угрюмый, доложив секретарю Долинского о том, что на следующий день после гибели четырех его пацанов, кто-то уже второй раз за неделю гасит одного из бычков Коха, вызвал к себе на квартиру двух ближайших людей из своего окружения.
— Ну что, Никиша, принес ту самую газетенку? — спросил он вместо приветствия худощавого, лохматого и лопоухого парня лет тридцати двух. Тот походил, скорее, на астрофизика из американского космического агентства, напрочь оторванного от реалий земного бытия, чем на классического русского бандита, который, по роду своего сурового бизнеса, должен был одним только внешним видом внушать окружающим уж если не ужас, то хотя бы легкий трепет.
Впрочем, этот недостаток Никиши с лихвой компенсировал другой помощник Угрюмого, явившийся по его вызову, — бритоголовый битюг по кличке Тороп. Этот бывалый, в годах, урка, лик которого украшал проходивший через левую щеку и задевавший одноименное ухо багровый шрам, командовал бригадой боевиков в группировке Угрюмого и имел серьезный авторитет в московском криминальном сообществе.
А Никише, недоучившемуся студенту-медику, такая грозная внешность была ни к чему. Он возглавлял главное, медицинское, направление в деятельности группировки, и его обязанностью было не пугать клиентов жутким обликом, а вести с ними чисто профессиональные дела. Некоторый недостаток знаний в этой сфере он сумел возместить, активно занимаясь самообразованием. В частности его хороший английский и основательное знакомство с интернетом помогали парню искать и находить необходимую информацию в киберпространстве. Однако Угрюмый, имевший явный дефицит интеллектуальных кадров в своем окружении, стал прислушиваться к мнению Никиши и по другим проблемам, которые то и дело вставали перед группировкой. Дельные советы Медика, как его еще иногда называли братки, заметно повысили рейтинг бывшего студента в глазах босса, и Никиша в конце концов стал ближайшим помощником Угрюмого во всех его многотрудных делах.
Лидер группировки, взяв из рук Никиши свежий номер «Криминального вестника», проводил гостей в самое дальнее помещение пятикомнатной квартиры в коттеджном поселке Серебряный бор, в свой личный кабинет.
Половину комнаты занимал огромный дубовый стол, за которым Угрюмый любил устраивать посиделки с основательной выпивкой и закуской. И поэтому стоящие сейчас на столе две банки «Хольстена» выглядели в глазах братков, привыкших совсем к иному угощению, как-то сиротливо.
Но, видно, боссу было ныне не до разносолов, и он, предложив гостям пиво, углубился в газету «Криминальный вестник» — не слишком-то привычное для себя занятие. Статья, которую ему предложил для познавательного чтения Никиша, называлась Дежа вю в пиццерии «Палермо».