Пли! Пушкарь из будущего

Корчевский Юрий Григорьевич

– Сколько будет стоить сия штуковина, если я закажу для начала десять десятков, причем все должны быть одинакового размера?

Столяр покрутил усы, огладил бороду, похмыкал, наконец сказал:

– Да полушку за штуку возьму.

Такая цена меня устраивала, я отсчитал задаток, условившись, что после изготовления всей партии он доставит ко мне домой, где я дам окончательный расчет. Напоследок дав адрес, мы, раскланявшись, ушли, я захватил тубу с собой. Мне теперь надо было подогнать форму для отливки стержней с губной помадой под деревянный чехол. Среди дворовой челяди я кинул клич:

– Ищу двух женщин для нетяжелой работы.

К вечеру уже был выбор из нескольких женщин разного возраста.

Я каждую попросил смешать ингредиенты, расплавить

на печи, размешать и вылить в формы. У двух молодых женщин это получилось ловко, аккуратно и быстро. Их я и оставил на работу. В голове мелькнула мысль:

– А кто рисует хорошо?

Из небольшой группы непрошедших вышла совсем юная девушка, почти подросток, густо покраснев, тихим голосом сказала:

– Я умею краски растирать, ложки да доски расписывать. Когда с тятенькой в деревне жила, ему помогала.

– А показать сможешь?

Оказалось, дома не было нужных кисточек и красок. Дав ей несколько монет, наказал купить с утра на торгу и прийти сюда, раскрасить на свое усмотрение вот эту штуку – я показал ей тубу под помаду. В конце концов, женщины любят красивое, пусть и туба будет не просто деревянная, а раскрашенная. Все красивее, быстрее купят.

Осталось на торгу арендовать лавку и устроить рекламу. С лавкой-то вопрос решился быстро, мои мастерицы сделали первую сотню губных помад, десятка два теней, по столько же румян и пудры. Вопрос в том, что губы не красил никто, пойдет ли необычный товар?

Я предложил Анастасии покрасить неяркой помадой губы, сам внимательно наблюдал, вспоминал обычаи и привычки женщин моего времени, давал советы, наконец не выдержал и попробовал подкрасить ее сам. Когда наконец мне показалось, что губы готовы, нанес легкие синеватые тени и румяна. Ей-богу, если бы не одежда, лицо вполне смотрелось. В таком виде я решил для начала объехать знакомых купцов и семьи царских слуг, кое с кем из которых успел свести знакомство. Эффект был интересный – мужчины лишь украдкой поглядывали на Настю – не нарваться бы на недовольство мужа, долго лицезреть лицо замужней женщины считалось неприличным и даже оскорбительным. Зато женщины откровенно не сводили глаз. Заранее проинструктированная Настя на все попытки женщин узнать, где взяла и сколько стоит, отвечала, что привез муж из дальних стран, там это модно, все красавицы красятся именно так. Ну а кто из женщин не считает себя в душе красавицей? При прощании женщины бросали завистливые взгляды на Настеньку.

Мы объехали около двадцати адресов за три дня, изрядно утомились, почти в каждом доме хлебосольно угощали, наливали вина. К вечеру я здорово набирался, еле доходил до кровати, но, полный желания открыть новое дело, с утра продолжал посещения. Наконец Настенька взмолилась:

– Любимый мой, хватит уже, я на яства смотреть не могу, чувствую, что толстею, ты же меня любить не будешь!

Я ласково ее обнял, поцеловал в щечку, губки-то были накрашены, и повел к возку.

Все-таки нам удалось продержаться еще один день, назавтра решили устроить отдых. Не тут-то было, у палки всегда два конца. По всей видимости, женщин одолел зуд – надо бы и им прикупить помаду, да побыстрее. К нам в гости поодиночке и на экипажах ехали всем семейством, во главе чинно шествовали купцы и почтенные мужи, сзади вышагивало женское воинство – жены, дочери, племянницы. Челядь только успевала менять на столе угощения. А я думал отдохнуть. Во время кратких перерывов в застолье ко мне вроде невзначай подходили мужи и, оглянувшись, заговорщически шептали:

– Ну нам-то по знакомству продашь чего?

Я для приличия мялся, затем из дальней комнаты выносил помаду, пудру, тени, румяна. Довольные приобретением, на деньги не скупились, кидали мешочки с серебром. Настенька наставляла женщин, как этим всем пользоваться. Недостатка во внимательных слушателях не было. Довольные покупатели раскланивались и с пожеланиями всего и прочая и прочая уезжали. Неделю я крутился как белка в колесе, Настя мне активно помогала. С одной стороны, ей хотелось мне помочь заработать, с другой –

новые знакомства среди женщин, где она была центром внимания. И вдруг как гром среди ясного неба – губная помада кончилась, оказалось, я виноват сам, когда рассчитался за первую партию деревянных футляров, на радостях забыл договориться о следующей. Пришлось ехать к столяру, договариваться уже о регулярной поставке. Кто мог предположить, что первая сотня разойдется за неделю? Доход был просто фантастический. Вложив в бизнес около двадцати рублей, я получил около пятисот. Конечно, если вычесть стоимость футляров, сырья, оплату работников выходило меньше, но все равно ни одно мое дело не давало столь фантастической прибыли. Пора было расширяться. Поскольку платил работницам я не скупясь, новых работниц удалось набрать почти моментально. Каждая из тружениц косметического фронта привела своих подруг, некоторые проблемы были только с художницей. Расписывала она классно, каждый футляр был расписан в хохломском стиле и, поскольку работа была ручной, был неповторим.

Ей я платил больше, чем другим, вместе взятым. Когда я передавал помаду в красочном футляре покупательницам, видел, как они нежно и бережно брали футляр в руки, любовно его осматривали. Найти вторую художницу оказалось трудновато, но удалось. На предложение Насти купить недалеко дом под этот промысел я отказался. Наверняка по мере распространения товара в народ найдутся желающие узнать секреты, появятся конкуренты. В том, что они со временем появятся, я не сомневался, но хотелось бы оттянуть это время. За две недели мы удвоили объемы, но и этого оказалось мало. Женщины встречались на улице, каждая демонстрировала на губах помаду, и всем хотелось купить такую же. Я начал немного менять красители, чтобы разные партии помады были разного цвета: бледно-розовый, красный, ярко-красный, бордовый. Все шло нарасхват, помада, тени, пудра, румяна. Я снова увеличил штат вдвое и часть товара выставил на продажу на торг. Что там творилось! Трясущийся от пережитого продавец примчался пешком и, отдышавшись, сказал, что чуть не разнесли лавку, товар распродали за несколько часов, а желающих было намного больше. Увеличивать выпуск не хотелось, рынок насытится, цена упадет, решил некоторое время выпускать в прежних объемах.

В один из дней ко мне на повозке заехал Федор – подьячий Разбойного приказа. Зайдя и поклонившись, мы поздоровались за руки, я пригласил присесть.

Поговорив для приличия о погоде и предложив гостю корец сбитня, я спросил, что за нужда его привела. Федор замялся.

– Да уж больно хлебное вино у тебя хорошее, обещал подвезти, да, видать, про обещание запамятовал. Не продашь ли?

Я хлопнул себя по лбу! И правда забыл. А человек больно полезный. Я собственноручно налил гостю полный ковш холодной водки, челядь мигом принесла закуску. Федор несколькими крупными глотками осушил ковш и перевернул, показывая, что пуст.

– Благодарствую! Еще просьбица есть – не дашь ли губной помады, женка моя совсем извела – все ходят с помадой, а я как старуха! Уважь!

Я вручил ему стеклянную бутыль так понравившейся ему водки и полный набор выпускаемой мной косметики. Когда Федор попытался достать из кошеля деньги, я схватил его за руку:

– Пусть это будет мой подарок, не побрезгуй взять и не обижайся. Не по злобе забыл, закрутился в делах.

Федор довольно закивал и расплылся в улыбке, попросил проводить до калитки. Когда вышли, он вмиг посерьезнел:

– И у стен есть уши. Не забывай платить налоги – десятину в государеву казну и церкви десятину.

Видно, при воспоминании митрополита Филарета на мое лицо наползла тень, уж больно встречаться не хотелось. Федор понял, сказал:

– А кто заставляет лично ему десятину платить? Выбери храм поближе.

«А ведь и верно», – подумал я.

Федор, оглянувшись, продолжил:

– Слышал я, не идут дела в аптекарской школе, новый наставник только по Библии учеников учит, ропщут ученики, врачеванием и не пахнет, митрополит в курсе, я думаю, сожалеет о скором решении, когда во гневе его принял.