Плод воображения
Шрифт:
Зато, направившись к выходу, он увидел через грязные окна холла «ленд ровер», стоявший перед гостиницей. Ну что же, можно получить ответы на некоторые вопросы даже раньше, чем он рассчитывал. Розовский подобрался, сунул руку в карман куртки, где лежал «глок», и вышел на улицу.
Еще держался холод, и над землей стелился слоистый туман. Восходящего солнца не было видно за домами, но кое-где в обращенных к востоку окнах верхних этажей стекла уже сверкали золотом. После бессонной ночи любой свет казался Розовскому слишком ярким, а любые игры, кроме собственной, — слишком утомительными. Поэтому он направился прямиком к машине, оправдывая
До «ленд ровера» оставалось метров пять, когда правая передняя дверца приоткрылась. Розовский расценил это как приглашение, быстренько одолел остаток пути, заглянул в машину и опешил.
Мысль о дурацком розыгрыше мелькнула первой, и потом, после множества других, он всё-таки к ней вернулся — очень уж трудно было поверить во что-то другое. Он, правда, ничем не выдал растерянности (сказывался опыт общения с людьми, для которых умение владеть лицом означало немного больше, чем выигрыш в покер), с хозяйским видом уселся на переднее сиденье и после долгой паузы бросил водителю:
— Ну, тогда поехали, мать твою.
64. Елизавета: «Кому ты будешь звонить?»
Незнакомец вернулся спустя несколько минут, показавшихся Елизавете часами. Почти всё это время она провела возле фургона. Голоса, раздававшиеся внутри него, вскоре стихли, не дождавшись отклика. Уйти куда-нибудь подальше, в бескрайнюю темноту ночи, ей не позволял страх… и еще уверенность в том, что незнакомец отыщет ее где угодно. Это был его город — доказательства лежали перед ней (ближе, чем ей хотелось бы) и выглядели тошнотворно.
Но мысль о бегстве не покидала ее. Кроме того, в глубине души она уже понимала, что незнакомец не причинит ей боли, даже если поймает на чем-нибудь таком, что ему не понравится. Он всего лишь заберет у нее свободу. Свобода уже перестала быть для нее химерой. Елизавета еще помнила ее хмельной вкус.
Это помогло ей преодолеть себя. Она поднялась с забрызганного кровью асфальта и открыла водительскую дверцу. Ключей в замке зажигания не было. Елизавета никогда не сидела за рулем фургона, да и за руль легкового «лексуса», подаренного ей супругом, ее пускали редко, однако сейчас она не думала, сможет ли вести машину одной рукой. Для этого еще надо было найти ключи… на трупе.
Она только начала прощупывать одежду ближайшего мертвеца, старательно отводя взгляд от его лица, лишенного нижней губы и глаз, — когда где-то возле дома раздались два выстрела. Это подстегнуло ее, хотя раньше просто парализовало бы. В одном из карманов ее пальцы наткнулись на что-то твердое. Судя по размеру, это был мобильный телефон.
«Даже если эта штука здесь работает, кому ты будешь звонить, несчастная?»
Проклятый голос не унимался, но теперь она знала, как с ним бороться. Надо говорить самой. Непрерывно. Не оставляя щелей, в которые могли пролезть другие голоса… И Елизавета заговорила, отдавая себе приказы шепотом и с дикой радостью осознавая, что наконец удалось заглушить голос, так долго вынимавший
Она сунула руку в чужой карман и достала телефон. «Эта штука» каким-то чудом уцелела в схватке; индикатор зарядки показывал полный бак, а вот индикатор уровня сигнала стоял на минимальной отметке, что было не так уж плохо, учитывая удаленность от станции.
«Итак, кому ты будешь звонить?»
Вот что значит хотя бы на секунду замолчать. «Позвоню кому угодно, ублюдочная дура, лишь бы ты заткнулась!..»
Она успела нажать две клавиши, когда перед ней снова возник незнакомец. Его появление было мгновенным (Елизавета вообще не заметила, как он очутился рядом) и вдобавок не сопровождалось ни единым звуком. Словно отрубленное щупальце, он отделился от темноты, которая до этого казалась неодушевленной.
Именно тогда Лиза поняла, что у человека из команды с самого начала не было ни малейшего шанса.
Разделаться с последним чужаком из отряда оказалось быстрее и проще, чем с другими. На завершающей стадии бродяга оценил преимущества автоматической многозарядной пушки. Ну а выследить намеченную жертву в темноте было делом двух-трех минут. Как он и предполагал, эти твари становились абсолютно беспомощными без своей проклятой техники, другими словами, без протезов, заменявших им природные инстинкты, глаза, уши, чувство опасности.
Закончив, он поспешил к Малышке, терзаемый укорами совести за то, что был вынужден оставить ее среди ужаса и смерти. Теперь он постоянно испытывал беспокойство за нее, куда более сильное, чем раньше. Как ни странно, взрослая Малышка не отличалась ни уравновешенностью, ни здравомыслием. За эту ночь он дважды убедился в том, что она запросто может наделать глупостей и навредить самой себе.
Словно в подтверждение его опасений, она опять потянулась к вредным игрушкам. О господи, проклятый зуд, должно быть, сводил ее с ума! Бродяга улавливал пагубное воздействие головным и спинным мозгом. Коварство пришельцев беспредельно; даже когда они мертвы, остается их излучение, которое отравляет существование… и рано или поздно приведет сюда новых врагов.
Бродяга уже разгадал назначение большинства дьявольских игрушек, и та, что подчинила себе Малышку, не являлась исключением. Нельзя медлить, нельзя идти у нее на поводу, как бы ни было больно ее огорчать…
Он протянул руку и осторожно забрал телефон у оцепеневшей Малышки. Она не сопротивлялась; наверное, понимала, что бесполезно. Это хорошо — значит, еще сохранила остаток здравого рассудка.
Он бросил игрушку на асфальт, а затем раздавил ее каблуком. Когда гадина сдохла, бродяга наконец вздохнул свободно. Мучительный зуд не исчез совсем, однако уменьшился до терпимого уровня. Ничего, с божьей помощью он когда-нибудь доберется и до источника…
А сейчас у него остались силы лишь на то, чтобы отвести Малышку в убежище. Кружилась голова… Он ловил разбегавшиеся мысли… Прежде чем уйти, надо было сделать что-то еще… Он вспомнит, обязательно вспомнит, ведь он приказывал себе не забыть… Ах да — аптечка. Она ранена, ей понадобится аптечка. Значит, всё-таки придется лезть в фургон. Ему этого отчаянно не хотелось, но чего не сделаешь ради Малышки…
Он нашел аптечку. Даже от врагов была польза. Бродяга ни за что бы этого не признал, если бы был религиозным фанатиком.