Плохая мать
Шрифт:
Александр Маркович замахал руками, мол, какие разговоры...
– Мы ничего взять с собой не можем... – сказала жена, – а деньги нужны. Ты не будешь против, если я продам инструмент? Тебе же он не нужен...
Инструмент – рояль – был хороший. Очень хороший. Александру Марковичу было жалко с ним расставаться. В глубине души он мечтал, что однажды за ним будет сидеть Гоша.
– Конечно, как считаешь нужным. Если еще что-то... – Александр Маркович сделал широкий жест рукой.
– Нет... за мебель много не дадут... – задумчиво проговорила жена. – Хотя стенку можно продать...
Все снова замолчали.
– Саша... – сказала жена и замолчала, – нам надо решить с Гошей...
Александр Маркович глубоко вздохнул, хотел возразить, но задохнулся, закашлялся и не смог ни выдохнуть, ни вдохнуть. Он лежал на полу с открытым ртом и видел, как жена кричит тенору: «Воды, скорее! Валидол дай, вон там! Саша! Саша! О Господи, что ж это такое? Надо “скорую”».
– Не забирай у меня Гошу, – прохрипел Александр Маркович, поймав себя на мысли, что сцена похожа на эпизод из дешевой мелодрамы, – все, что угодно, только оставь мне Гошу. Я же умру без него.
– Да никто его и не собирался забирать! – кричала жена, выдавливая валидол и засовывая Александру Марковичу таблетку под язык. – Куда я его заберу? На чемоданы? Я сама не знаю, как жить буду! Я хотела тебя попросить себе Гошу оставить. На время. Пока мы не устроимся. А потом что-нибудь придумаем, я его заберу, конечно. Максимум через год. Но сейчас, ты же понимаешь. Ни работы, ни жилья... А там мы и тебе, и Гоше вызов пришлем. Обязательно.
Жена сидела на коленях рядом с Александром Марковичем, держала его голову у себя на груди, гладила и целовала в макушку.
– Что ж ты меня так пугаешь? – приговаривала она. – Мне сейчас только твоего инфаркта не хватало.
– Спасибо, спасибо! – говорил Александр Маркович, целуя жене руку.
Тенор мерил шагами комнату и бросал оценивающие взгляды на рояль.
Александр Маркович думал, что Гошу он не отдаст ни через год, ни через два. У жены начнется другая жизнь, другие заботы, и будет не до Гоши.
Так, собственно, и было.
В этот момент, как будто чувствуя, что его судьба решена, из соседней комнаты подал голос Гоша. Жена с тенором переглянулись.
– Идите, – сказал жене Александр Маркович тоном доброго папеньки, который благословляет дочь на брак. Он встал, взял со стола выглаженную пеленку, улыбнулся тенору и пошел к сыну, который теперь был только его.
...С женой Александр Маркович сохранил теплые дружеские отношения. Жена осела в Германии. Звонила сообщить, что рассталась с тенором, просила совета по поводу контракта с местным театром, сообщала, что встретила достойного мужчину. Предлагала тоже выехать из страны. Александр Маркович вежливо, но твердо отказался. Жена спрашивала про Гошу, Александр Маркович рассказывал. Про то, чтобы забрать сына, жена не заикалась. А Александр Маркович не напоминал. Он рассчитывал, что мать «пригодится» Гоше, когда тот окончит школу и будет поступать. Александр Маркович мечтал, чтобы сын в будущем учился за границей. И надеялся в этом вопросе на бывшую жену.
От матери Гоша перенял не только «девичью» внешность, но и женский характер. А точнее, отсутствие такового. Гоша рос послушным мальчиком с детскими пухлыми румяными щечками, узкими плечиками и внушительным женским задом, из-за чего казалось, что у мальчика есть талия. Александр Маркович не мог насмотреться на сына. Его восхищали и щечки, и румянец, и пухлая попка – показатель хорошего питания. Гоша был ласков, пуглив и впечатлителен, как девочка, о которой так мечтал Александр Маркович. Уже школьником Гоша залезал к отцу на колени и обнимал его за шею. Александр Маркович целовал теплую макушку сына и никак не мог смириться с тем, что его маленький мальчик так быстро вырос – носит тридцать шестой размер ботинок. Гоша боялся темноты, громких звуков и теней. И часто кидался к отцу, ища защиты в его объятиях. Александр Маркович понимал, что Гоша должен потихоньку избавляться от своих страхов, но не мог отказать себе в этом удовольствии – обнимал сына и успокаивал как маленького.
Александр Маркович, безусловно, был умным человеком. Он понимал, что Гоше нужна твердая рука, мальчишеские увлечения и некоторая брутальность. Пока увлечения сына были тоже девчачьими. Соседка, которую Александр Маркович просил иногда посидеть с Гошей по вечерам в дни спектаклей, научила мальчика плести макраме. Гоша с энтузиазмом плел кашпо для цветочных горшков. Александр Маркович увлечение одобрил, считая, что оно развивает пальцы. Но конечно, он не хотел вырастить из сына совсем уж девчонку и дарил ему мальчишеские игрушки – машинки и солдатиков. Сын аккуратно складывал игрушки в ящик и забывал о них. Зато когда соседка принесла ему коробочку бисера, Гоша целый вечер, не поднимая головы, нанизывал бусинки на длинную нитку.
– Что это будет? – спросил Александр Маркович.
Он увидел рассыпанный бисер, и в подреберье вернулась боль. «Гоша скучает по матери, – подумал он, – это он для нее делает. Что же я ему скажу?»
– Бусы, – ответил Гоша.
– А для кого? – спросил Александр Маркович, потому что не мог не спросить.
– Для тебя, конечно, – ответил сын удивленно.
«С другой стороны, даже странно, что Гоша не вспоминает мать и никогда о ней не спрашивал, – думал Александр Маркович, гладя сына по голове, – это тоже плохо».
– Слушай, а что ты своему велик не купишь? Мой катается, не слезает, – сказал как-то Александру Марковичу Первая Скрипка.
Александр Маркович пошел покупать велосипед. По дороге домой он с ужасом думал, как будет учить Гошу кататься – он ведь и сам ездил плохо, вихляя рулем. Перед глазами одна страшная картина сменяла другую – Гоша упадет и сломает ногу, нога застрянет в спицах, сын упадет и разобьет голову.
– Вот, смотри, что я тебе купил, – объявил дома Александр Маркович.
Гоше не пришлось ничего говорить – Александр Маркович все понял по лицу. Сын был благодарен отцу за подарок и не хотел его расстраивать. Но у него не было никакого желания учиться кататься. Он хотел сидеть у себя в комнате и чтобы его никто не трогал.
Оставил Гошу равнодушным и другой «мужской» подарок отца – станок для выжигания. На него, кстати, Александр Маркович тоже долго настраивался, опасаясь за здоровье мальчика. Но Гоша послушно выжег на дощечке «Поздравляю папу с 23 Февраля» и цветок гвоздики, после чего аккуратно сложил прибор подальше в ящик.