Плохие девочки не плачут. Книга 2
Шрифт:
— Вся эта подготовка, поиск нужного титула, растраты на одежду и драгоценности, тренер-китаец, изучение этикета… слишком много для… простой шлюхи. Неужели я ошибаюсь? Столько времени, денег и сил тратить на мое продвижение. Зачем? Ради секса? Используешь метод кнута и пряника, погладишь по головке, а потом отвесишь пощечину. Запрещаешь слугам отвечать на мои вопросы, ограничиваешь общение с Андреем, не позволяешь связаться с родными. (Читай на Книгоед.нет) Запираешь в клетке, не разрешаешь сделать ни одного лишнего движения. Чередуешь ласку и грубость, будто
Выражение его лица не изменяется, разве что в глазах мелькают тени пыточных инструментов. Когда молчание становится гнетущим, срываюсь:
— Ответь, пожалуйста, — чересчур требовательно, неосторожно.
— Верно, — его пальцы касаются моих губ, привычно обводят контур, нежно ласкают. — Я никогда тебя не отпущу.
Тяжесть в груди усиливается, стремительно набирает обороты.
— Это значит… — не решаюсь договорить, теряюсь в догадках.
Он берет меня за руку, подводит вплотную к столу.
— Это значит, ты — моя собственность, meine Schlampe. Собственность, в которую сделаны ценные вложения. Я говорил, что не занимаюсь благотворительностью? — опасные нотки преобразуются в открытую угрозу: — Я обещал показать силу любви без стимуляторов.
Чудом успеваю выскользнуть из его хватки, ищу спасение за креслом, сжимаю кожаную поверхность покрепче, готовясь обороняться.
— Поиграем в прятки? — фон Вейганд смеется.
— Не хочу любви, — мелкими шажками семеню назад, не выпуская импровизированный щит. — Давай потом? После дня рождения?
— А мой подарок? — картинно возмущается он и в следующий же миг резким движением прерывает комедию.
Кричу, безуспешно вырываясь. Больно впечатана животом в гладкую поверхность стола, лишена возможности освободиться, парализована весом гораздо более сильного и ловкого тела.
— Ты хочешь признаний? — хрипло шепчет фон Вейганд, дразня горячим дыханием. — На коленях или разрешено стоя?
— Ничего не ожидаю… просто… — слезы выступают на глазах, становится невыносимо душно внутри, где-то в районе солнечного сплетения.
— Просто?
Достаточно одного рывка, и джинсы больше не защищают вверенную им территорию. Пуговица отлетает на пол, молния растерзана на части.
«Дерьмово», — резюмирует внутренний голос.
— Ты говорил, сердце горит для меня! Целовал мою руку! Мой шрам! И можешь отрицать, но это правда! — выкладываю последние аргументы, доверясь голодному хищнику, ступаю на хрупкий лед.
— Sch"on, (Прекрасно) — он чуть отстраняется, тянет за волосы, заставляет встретить горящий взгляд почти черных глаз. — Меня возбуждает причинять боль и подавлять сопротивление. Мне нравится смотреть, как ты истекаешь кровью, и пробовать твою кровь на вкус. Я хочу насиловать и унижать тебя, ломать постепенно, избавлять от глупых надежд. Валяй, считай это любовью.
Некоторым испытаниям не суждено завершиться. Некоторые стены не представляется возможным разрушить.
— Добиваешься ненависти? — тихо спрашиваю я, глотая горечь обиды.
— Пустые разговоры утомляют. Твои слова не возбуждают интерес, — сетует фон Вейганд, нарочито медленно стягивая мои джинсы. — Чего не могу сказать о твоей аппетитной попке.
Отчаянно ерзаю, бьюсь о стальные пруты ловушки, заведомо предвкушая провал. Пытаюсь утешиться тем, что особенной жести не предвидится, ибо впереди торжественный вечер. «До» никто травмировать не станет, хотя «после»… я ни в чем не могу быть уверена.
— I’ll not say that I don’t want to interrupt you because I do want, (Не скажу, что не хочу прерывать вас, ведь я очень хочу) — в незнакомом женском голосе сквозит холодная насмешка.
Пораженно наблюдаю, как высокая брюнетка модельной внешности нагло заходит в кабинет. Ей абсолютно плевать на реакцию господина Валленберга, не замечаю ни смущения, ни страха. Она выглядит непробиваемой. Холодная стерва, знающая себе цену и пользующаяся спросом.
Сапоги подчеркивают длину и стройность ног, платье отлично сидит на ладной фигурке, короткая шубка небрежно накинута на гордо расплавленные плечи — однозначно бренд. И наряд, и его владелица.
Коротко стриженые темные волосы, а-ля «под мальчика», офигительно классная и модная укладка, зачетный макияж, удачно маскирующий возраст. Спорю, ей не меньше тридцати, а выглядит моей ровесницей.
Дама обидчиво надувает губки, хмурится и улыбается, прогоняя напускное недовольство с холеного, ухоженного лица:
— Hello, hubby. (Привет, муженек)
Занавес. Титры. Блэкаут.
Глава 10.2
Ни секунды не сомневаюсь, это не игривое обращение к любовнику и не дурацкое прозвище. Память услужливо подбрасывает туманные намеки Ригерта, упорное нежелание обсуждать семейное положение шефа-монтажника. Очередной фрагмент дополняет общую картину.
— Go away, (Убирайся), — повелевает фон Вейганд.
Именно «убирайся». Тон лишает малейших сомнений.
Сначала принимаю на свой счет, но железная хватка на моих бедрах совершенно не сочетается с подобным приказом. Видимо, нет в их семье должного взаимопонимания.
— Have you already forgotten your beloved wife? (Уже забыл свою любимую супругу?) My name is Sylvia. (Меня зовут Сильвия)
— Get out of here, (Пошла вон отсюда) — настойчиво повторяет фон Вейганд.
Однако дама обладает завидным самообладанием.
— Освежить твою память? Этот дом принадлежит мне. Наши права равны, любимый, — ядовито продолжает законная супруга, не желая сдавать позиции. — Я могу оставаться там, где хочу…
— Да, ты можешь, — фон Вейганд оставляет мою задницу в покое и направляется к госпоже Валленберг. — Но ты не будешь.
Он не слишком вежливо перехватывает ее за талию и бесцеремонно тащит к выходу. Захлопнувшая дверь мешает мне дослушать поток громких возмущений. Щелчок замка выводит из оцепенения.
«Нам нужен план», — констатирует внутренний голос.