Плохие девочки не плачут. Книга 3

Глава 1.1

Попадаешь в тупик, в замкнутый круг, где равнодушные каменные стены обступают тебя, лишая пощады и спасения. Пепел надежды тает на нервно подрагивающих ресницах. Остаешься наедине с безумием, в тщетных попытках удержаться за призрачные грани реальности, искаженной ужасом.

Лезвие страха заточено остро, скользит по телу легко, но осторожно, делает кожу гусиной, однако не ранит, лишь подстегивает чувства. Губительная и манящая темнота пылает в гипнотическом взгляде, подавляет волю, пленяет твой облик в обсидиановом зеркале.

Не спрятаться

Хищник, неотступно преследующий излюбленную добычу, и жертва, сдавшаяся на милость жестокого палача.

— Не хочу кричать, — произнесено сдавленным голосом, тем не менее, отчетливо.

Думаю о том, что мы обоюдно зависимы, больны друг другом обоюдно. Одинаково поражены единым недугом, взаимно терзаемы, разделяем общую дозу сладчайшего яда.

Мои пальцы касаются ладоней фон Вейганда, отводят их в стороны, сбрасывают цепкие путы. Он наблюдает молча, позволяет проявить инициативу, ведь ему любопытно узнать, насколько далеко я осмелюсь ступить, как сумею подогреть интерес или распалить похоть.

— Хочу иначе, — уже более уверенно, нотки робости едва различимы.

Постоянно готов к броску, успеет пресечь неугодные действия, ни на мгновение не сомневается в тотальном контроле.

Зря.

Опускаюсь на колени, склоняю голову, скрещиваю руки за спиной так, будто запястья снова скованны наручниками. Выражение рабской покорности, признание непререкаемого авторитета. Наложница исполнит ваши прихоти, повелитель.

С его губ срывается грязное ругательство, и мое сердце поймано в стальные тиски, застывает безударно, кровоточит холодом.

— Сучка, — фон Вейганд склоняется надо мной, грубо тянет за волосы, наматывая чуть вьющиеся локоны на кулак, заставляет лицом к лицу встретиться с желанным воплощением ночных кошмаров. — Маленькая лживая сучка.

— Я сделаю все, что прикажешь, — предательская дрожь сводит скулы.

— Между истинным смирением и притворным есть существенная разница, — усмехается он, дергает светлые пряди, принуждает запрокинуть голову. — Не пытайся играть, это кончится плохо… и очень болезненно.

— Тебя злит то, чем ты не в состоянии управлять. Можно установить правила и заставить их соблюдать, но это не меняет ситуацию в целом, да? Можно сдержать эмоции, но не испытывать эмоции нельзя, — сбивчивым шепотом выдаю дерзкую речь.

— Новая тактика, — подводит итог фон Вейганд.

— Нет, — отрицаю очевидное.

— Лжешь, — коротко и хлестко, словно пощечина.

Влажные поцелуи раскаленными угольками вспыхивают на трепещущей плоти. От подбородка к напрягшейся шее, ниже, по высоковольтным линиям пульса к тяжело вздымающейся груди. Укус через тонкую ткань, зубы безжалостно смыкаются вокруг соска, вынуждают завопить, еще немного и брызнет кровь… но фон Вейганд знает, когда нужно остановиться.

— Du wirst schreien (Ты закричишь), — следует уверенное обещание. — Очень громко и долго.

Молчу, опасаюсь произнести хоть слово.

— Сейчас мы спустимся вниз. Я хочу видеть, как ты улыбаешься и делаешь вид, что ничего не произошло. Сильвия не станет распускать язык, Андрей уладит вопросы с остальными свидетелями. Вставай, — он отстраняется.

Подчиняюсь, не в силах поверить в свою неожиданную удачу.

— Существует альтернативный вариант — сообщить гостям о мигрени, внезапно сразившей прекрасную баронессу, и оттрахать тебя прямо здесь, ничего не откладывая, причем так, что ты будешь месяц отходить, — фон Вейганд берется за объемный комод, отодвигает настолько сильно и резко, что я вздрагиваю.

Эти руки могут сломать, уничтожить, низвергнуть до последнего адского круга. Желают терзать, жаждут немедленной расправы, требуют мучений.

— Но мы никуда не торопимся, — он жестом велит подойти ближе.

С трудом возвращаюсь к относительно спокойному состоянию, не обращаю внимания на озноб, пытаюсь растопить льдистую корку внутри.

— Alles hat seine Zeit. (Всему свое время)

Фон Вейганд проводит большим пальцем по моим пересохшим губам.

— Открой рот.

Исполняю приказ, позволяю проникнуть глубже, облизываю старательно, закрываю глаза, чтобы не видеть, как сгущается мрак в темных глазах.

— Пора получать подарки, пора исполнять обещания, — хрипло шепчет он, представляя вещи, о которых мне лучше знать. — Совсем скоро.

Остается уповать на исход с минимальными потерями, если таковой предусмотрен в состязании без правил. Верить в благоволение блудливой судьбы, хвататься за последнюю соломинку, наполняться легкомысленным оптимизмом. Однако руки, крепко стиснувшие мой зад, намекают — kein Mitleid, no mercy, жалости не жди.

Глава 1.2

Временное помилование истекает с последним посторонним человеком присутствующим здесь.

Фон Вейганд наблюдает за мной, не выпускает из поля зрения. Любая ошибка, малейшая оплошность будет подмечена, за каждый промах расплачусь сполна. Хватило бы силы выстоять и стойкости не сломаться.

Разношерстный серпентарий больше не вызывает отвращения, совсем необязательно, чтобы гости, вообще, покидали особняк. Извращенцы, маньяки, преступники кажутся милейшими персонажами. Совершенно не хочется расставаться с ними, наоборот, — неплохо бы раззнакомиться, пригласить остаться на ночь, набрать им теплую ванну с пушистой пенкой и лепестками роз, сделать расслабляющий тайский массаж.

— Улыбайтесь естественно, а не как актриса в дешевом спектакле, — советует Андрей.

— Пошел ты, — выпиваю бокал шампанского залпом.

— Прекратите, вы только ухудшаете положение, — цедит сутенер, не нарушая отработанное выражение приветливости на мерзкой физиономии.

— Хуже не бывает, — пожимаю плечами.

— Если все еще желаете поговорить с родителями, настоятельно рекомендую следовать моим советам.

Трудно совладать с искушением и не разукрасить его наглую рожу, но все же справляюсь. Надеваю успешно выстреливший образ, не разрешаю себе расплакаться, собираюсь по кусочкам. Мечтаю, чтобы эта маска стала настоящей, защитила от невзгод, заслонила непроницаемым щитом.