Плохие девочки не плачут. Книга 3
Шрифт:
Питание насыщается вредными углеводами и жирами, нагрузки в спортзале не отменяются, но в компании десертов воспринимаются гораздо приятнее.
— Естественно, распоряжение господина Валленберга, — уверяет Андрей.
«Специально откармливает. Неровно дышит к твоей филейной части, — издевается внутренний голос. — Забыла, да?»
Стараюсь не анализировать причины. Физическая усталость помогает переносить моральную измотанность, укрепляет расшатанные нервы. Боль выделяется вместе с потом, отравляющие чувства выплескиваются наружу, цепкие когти отпускают четвертованное сознание.
Мне
Безлимитная кредитка баронессы Бадовской покрывает любые расходы, позволяет тратить такие суммы, которые неприлично произносить вслух. Предел мечтаний, достойный того, чтобы продаться с потрохами. Пестрая реальность, разрекламированная на страницах гламурных журналов. Череда ярких картинок и потрясающих впечатлений, замутненная горечью, затаенным страхом и сумеречными эмоциями, ощущениями на изломе.
Мои ночи проходят неизменно — в комнате фон Вейганда, на огромной кровати, в жарких объятьях спящего монстра.
Мягкие порхающие поцелуи дразнят и разжигают темное пламя.
Трепетно прижаться к моим приоткрытым губам или разгоряченным щекам, нежно скользнуть по напрягшейся шее, очертить дрожащие плечи, двинуться чуть ниже, исследуя тело, утверждая власть, единоличное право собственника, рассеивая сомнения.
— Du bist mein Mistst"uck (Ты моя сучка).
Хрипло шепчет фон Вейганд, покусывая за ушко, а потом притягивает ближе, заставляя прочувствовать мощь возбуждения. Горячего и твердого, пульсирующего кровью, желанного до шума во взмокших висках, до табунов голодных мурашек, сотрясающих плоть, до всепоглощающей черноты в глазах.
— Meine Schlampe (Моя шлюха).
Хочет, чтобы я унижалась, умоляла, упрашивала его ступить дальше, трахнуть жестко, так сильно и глубоко, как лишь он умеет. Технически проникать способен каждый, но вонзаться в сердце, ставить душу на колени, пробивать насквозь, выворачивая наизнанку, оголяя провода… лишь он. Только он один.
— Маленькая лживая сучка.
Опиум. Токсичный и губительный, запредельно-опасный. Единственный в своем роде.
— Эта сладкая попка истосковалась по наказаниям, — усмехается фон Вейганд, варварски терзая мою грудь искусными пальцами, а после приказывает встать на колени, прижимается сзади, овладевает медленно и неторопливо. — Но я не буду спешить, займусь ею позже. Ты не разочарована?
— Нет, — выдыхаю с явным облегчением, выгибаю спину, двигаюсь сама, потому что терпеть невозможно.
— Тише, — руки ложатся на мои бедра, надежно сдерживают, вынуждают стонать и молить о продолжении.
— Пожалуйста, — пальцы впиваются в смятые простыни, пропитанные тягучей похотью и низменной жаждой.
— Что? — его язык ласкает спину, выводит пьянящие узоры на коже, обнажает, раздевает донага.
Есть зависимость, с которой невозможно совладать. С которой нет никакого желания бороться.
Занимаемся любовью? Слишком возвышенно и благородно.
Спим? Пресно, не отражает и малой доли порочной истины.
Необходим окказионализм. Круче однообразного траха и скучной е*ли. Авторский вариант для безумцев, намертво спаянных общей жаждой, слитых воедино первобытной тягой, скованных ядовитым грехом.
Глава 1.5
Адекватные люди не приходят среди ночи в гостиничный номер неизвестного немца. Они не совершают вереницы идиотских и совершенно бессмысленных действий, наплевав на доводы разума и ампутировав инстинкт самосохранения. Не разрушают свою жизнь подчистую, не оставляя камня на камне, умудряясь накосячить мимолетно, просто из любви к процессу.
К сожалению, я никогда не входила в число адекватных. Даже относительно вменяемой не была. Находилась в измененном состоянии без помощи каких-либо стимуляторов.
Короче говоря, пить и колоться — вчерашний день. Лажаю на чисто конкретном энтузиазме.
Фон Вейганд снова отчалил в туманные дали, а я осталась почти хозяйкой.
— Допускается только посещение комнат на вашем этаже, а так же спортзала и бассейна, — сутенер-зануда пресекает на корню мою исследовательскую тягу. — Прогулки по территории особняка в моем сопровождении.
Обламывает знатно, не подкопаешься. Как раз собиралась излазить королевский дворец на предмет секретных ходов, а мне даже малую часть показать отказались.
Фиг с вами, буду фантазировать и лениться дальше.
Продолжаю свободно общаться с родными, выезжала в город сорить кредиткой, развлекаться и открывать новые горизонты, не нарушая свод правил.
— Никаких клубов, баров, ресторанов, — монотонно перечислял Андрей. — Вы не должны привлекать излишнего внимания, поэтому форму одежды, аксессуары и макияж одобряю лично я в соответствии с распоряжениями господина Валленберга. Выезжать в город разрешается только в дневное время, по предварительной договоренности и заранее согласованному маршруту.
Несмотря на запреты, напряги спадают, нервишки восстанавливаются. Лучше ограниченная свобода, чем совсем никакой. Хотя бы получаю право болтать с консультантами и работниками салонов красоты.
Моя жизнь начинает казаться вполне удовлетворительной, если не обращать внимания на этические нормы, не задумываться о незначительной чепухе типа открытого признания в любви, нагоняющих тоску стабильных отношений, заурядных конфетно-букетных поползновений и проникновенных бесед до рассвета.
«Солнышко, зайчик, котенок» — давно утратили актуальность и обросли сединой.
«К ноге, сука» — вот это по-нашему, яро и колоритно. Можно еще ремнем по заднице врезать, для пущей убедительности.
Беда традиционно пришла откуда не ждали, застав меня в праздном безделье посреди роскошного кожаного кресла. Между маникюром и сеансом массажа, под солнечные ноты безалкогольного «Мохито».
— Алло, — ответила я на звонок с неизвестного номера.
— It’s great to hear your voice, (Прекрасно слышать ваш голос) — говорит хороший парень, всерьез намереваясь выкопать мне могилу.