Плохие кошки
Шрифт:
Бабушка у Веры была интеллигентная, красила перманентные кудри хной, губы — алой помадой, а говорила сложноподчиненными предложениями. Свою жизнь в хрущевке она посвятила внучке. Поэтому у Веры всегда были чистые нарукавники, кружевные банты и гладкая, туго заплетенная коса. Меня же стригли коротко, потому что волосы были жидкие, нарукавники я меняла раз в десять дней, когда становилось видно серую полосу на оборотной стороне, а пришивали их криво, крупными стежками и ниткой цвета какой попадется. Бабуля моя была женщиной простой, прятала седой кукиш из волос под ситцевым платочком и повязывала козьим шарфом радикулитную поясницу.
А еще у Веры
Правда, я жила в большом частном доме, а не в малогабаритной квартире, но тогда этот факт казался мне еще одной причиной для огорчения. Дом с огородом, где залихватски цвела высокая картоха пополам с бурьяном, до туалета вела разбитая бетонная дорожка, а двенадцать вишен у забора роняли подсохшие плоды в теплые дождевые лужи — все это казалось мне некрасивым и неинтересным по сравнению с настоящей двухкомнатной квартирой за обитой дерматином дверью, где был и крошечный балкон, и красная дорожка в прихожей, и даже белый унитаз в комнате с современным названием «санузел».
И, конечно, кошка. Грациозная гордая сиамская кошка Сари. Она сидела на подоконнике за тюлевой занавеской и делала вид, что дремлет. Тонкие черточки — закрытые глаза, хвост аккуратным кольцом вокруг тела — она сидела так всегда, то ли спала, то ли нет — не понятно. Я Сари побаивалась, мне почему-то казалось, что она на меня прыгнет. Вообще-то у нас тоже была кошка. Но я все время об этом забывала. Нельзя же, в самом деле, на полном серьезе считать личной кошкой невзрачную серую животину, старую, безмолвную, да еще и по кличке Мурка.
— У нас в подъезде кошка вывела котят, — сказала однажды Вера. — Представляешь, дворничиха сказала, что утопит их.
Я не удивилась. Топить новорожденных котят было делом обычным, а то расплодятся — не пройдешь.
— Так жалко их, — вздохнула Вера. — Одна мне особенно нравится, трёхцветная. Кошечка. Я ее Катей назвала.
— Жалко их, — согласилась я.
— Может, возьмешь котеночка? — с надеждой спросила Вера. — Например, Катю? А?
Я пожала плечами. Может быть. — Действительно, отчего не взять. Будет у меня своя личная кошка, как у всех, кто живет в высоких многоэтажных домах.
— Если бы у нас не было Сари, я бы обязательно взяла Катю, — сказала Вера. — А так…
И она опять вздохнула, на этот раз так глубоко и тяжело, что качнулись белые, вязанные крючком оборочки на ее школьном воротничке.
После уроков мы пошли смотреть котят. В темном подъезде, под низкой разбитой лестницей в картонной коробке на цветных тряпицах лежала большая полосатая кошка. У нее на животе копошились три котенка — черный, серый и пестрый. Завидев Верочку, кошка громко замурлыкала и сощурила глаза Вера села на корточки, протянула руку, отцепила пестрого котенка от матери и посадила себе на пальто. Котенок запищал, запуская тоненькие коготки в клетчатый драп, и уткнулся носом Вере в пуговицу.
— Катя, — представила котенка Верочка и улыбнулась. — Смотри, какая красивая.
Когда Вера улыбалась, было хорошо видно, что у нее верхние зубки, ровные и крупные, слишком сильно выдавались вперед. Тогда я еще не знала, что такой прикус — это не очень хорошо, тогда все в Верочке казалось мне прекрасным и достойным подражания и зависти. Помню, я пыталась писать как она — наклоняя буквы в другую сторону, и сидеть за партой как она — чуть боком, а иногда даже разговаривать как она — нарочно выпячивать верхнюю челюсть вперед, как у мультяшных кроликов.
— Возьму, — решительно сказала я и протянула руки к котенку.
Катя пищала, растопырив лапки, но я расстегнула две верхние пуговицы пальто и затолкала котенка себе за пазуху.
Так Катя появилась в нашем доме.
— Ты бы ее как-то по-другому назвала, — сказал отец, сложив газету «За рубежом», — а то ведь нашу соседку Катей зовут, нехорошо. Выйдешь на улицу кошку звать, а соседка будет оборачиваться.
Я посмотрела в окно. Там, через дорогу, за забором наша соседка Катя, толстая неприветливая девушка лет тридцати пяти, прорывала поздние саженцы. Фигурный зад Кати в батистовом халате с алыми маками призывно глядел на щирое украинское солнце.
— Назову Ката, — сказала я.
Папа хмыкнул, пожал плечами, развернул журнал «Новое время» и углубился в статью о политической ситуации в Камбодже. Там с народными повстанцами случилась какая-то неприятность.
Я поставила блюдце у раковины и налила в него молока. Котенок понюхал молоко, чихнул, потряс головой, еще раз понюхал и начал пить. Я погладила Кату по спинке, она выгнулась и громко замурлыкала, как умеют мурлыкать только котята — громко и не отрываясь от молока.
И Ката прижилась. Она оказалась резвым игривым котенком, носилась за тряпичными бантиками на резинке, с разгону забегала по ковру на стену, караулила меня за дверью и нападала на ноги. Пока она была маленькой, жила в доме. Я выводила ее гулять во двор на бинте. Поводков и ошейников для кошек тогда не было, да и сама идея выгуливать кошку на поводке показалась бы странной и смешной. Я размотала узкий аптекарский бинт и привязала один конец Кате на шею, а второй — к яблоньке, которую отец недавно посадил в конце огорода. Получилось комично — Ката пятилась от яблони, пока бинт не натягивался, и потом замирала, недобро урча. Так и «гуляла», не шевелясь.
Соседи смеялись, особенно тетя Катя.
К следующей весне Ката подросла и превратилась в мелкую шкодливую кошку. С одной стороны усы у нее были черные, а с другой — светло-серые, и с этой другой их практически не было видно, отчего морда Каты казалась еще хитрее и шкодливее, чем была на самом деле. Ката таскала еду со стола, за что была серьезно бита отцом, но все равно продолжала свое дурное дело.
Если на нашем столе еда не обнаруживалась, а такое случалось частенько, Ката шла к соседям. В первую очередь — к тете Кате. Однажды Ката стащила у нее из раковины кусок настоящего сырого мяса с косточкой, которое в раковине размораживалось и на которое в пору тотального дефицита у тети Кати были большие планы. Например, обрезать само мясо и перекрутить его на скромные котлеты, а из кости сварить борщ. Или суп с сытными галушками. Пару раз тетя Катя ловила Кату на месте преступления и один раз даже удачно запустила в нее тапкой, тяжелой от прилипшей огородной земли. Однако даже после этого Ката не образумилась. Более того, она продолжила свое моральное падение иным образом.
В марте Ката стала блудить. Я и подумать не могла, что у нас в округе такое количество озабоченных котов. Они собирались группами или приходили поодиночке, садились на некотором расстоянии от Каты и завывали. Потом начинали драться короткими яростными сцепками, потом поджимали хвосты, разбегались чуть и снова начинали завывать. Ката, казалось, не обращала внимания на настойчивых ухажеров. Она или дремала на солнышке, время от времени потягиваясь, или тщательно вылизывалась, грациозно вытянув заднюю лапу.