Плохие намерения
Шрифт:
— На этой неделе произошло много событий, и я думаю, нам нужно поговорить об этом, – осторожно сказал папа.
— Вся эта история с дневником была просто розыгрышем, – начала я, но мама прервала меня.
— Ты действительно подала документы в колледж в Калифорнии? Неужели не нашлось ничего подальше? Разве на Гавайях нет хорошей программы по эпидемиологии?
Ауч, ее первый удар был безжалостным. Этот разговор обещал быть нелегким.
— Дорогая, дай Лили сказать и объяснить все самой. – Тон моего отца был полон фальшивой уверенности человека, который убежден,
Во рту слишком пересохло, чтобы говорить, и я медленно кивнула.
Моя мама издала тихий, страдальческий возглас.
— Ладно, все в порядке. – Папа похлопал ее по руке. — Почему ты это сделала, милая? Ты можешь рассказать нам?
Я уставилась на них, слова теснились в моей голове, но все они казались неподходящими.
— Лили? Почему ты молчишь? – взорвалась моя мать.
Чего ты ждешь? С каждым днем будет только труднее. Неужели тебе приятно лгать им? – Раздражающий голос Кейдена зазвучал в моей голове.
— Я... я не знаю, что сказать, – слетело признание с моих губ. — Я могла бы притвориться, что мне просто нравится идея жизни в Кали, и местное солнце, или что их колледж – это моя мечта, а программа там лучше, чем здесь, но это было бы ложью.
Родители были шокированы моими словами. Они явно не ожидали такого откровения. Но слова Кейдена всколыхнули что-то внутри меня, то, что так долго было зажато.
Когда ты перестанешь быть такой гребаной трусихой? Сегодня, – я наконец ответила ему мысленно. Я перестану сегодня, и будь что будет.
— Лили, – начал папа.
— Я не хотела вам говорить, потому что не хотела вас расстраивать. Всю свою жизнь это тебя было тем, чего я боялась больше всего. – Я натянуто рассмеялась, пытаясь перебороть страх, бушующий во мне. — Ни плохих оценок, ни непопулярности, ни насмешок... разочаровать вас было моим кошмаром. Я переживала за свои оценки только потому, что вы переживали. Вы оба так чертовски сильно переживали.
Родители в ужасе уставились на меня, как будто я была человеком, которого они не знали. Я продолжила:
— Я не обвиняю вас и не говорю, что это что-то плохое. Это потрясающе. Вы подтолкнули меня работать намного усерднее, чем все остальные, чтобы добиться гораздо большего. Передо мной открыт широкий выбор колледжей, куда поступить, и я могу изучать то, что мне действительно нравится, и это благодаря вам. Вы всегда верили в меня, чем помогли мне поверить в себя.
Папа прочистил горло.
— Но?
— Но… – Я сделала глубокий вдох и собралась с духом. — Но я знаю библиотекаря лучше, чем своих одноклассников, и у меня в голове миллион фактов, но очень мало воспоминаний о школе, которые вызвали бы у меня смех или улыбку. Глупые моменты, вечеринки, друзья, первый поцелуй...
При этих словах оба моих родителя побледнели.
— Да, прежде чем вы что-то скажете, это нормально для восемнадцатилетней девушки – сходить на пару свиданий или целоваться
— Лили, поверь мне, такие вещи случаются раньше, чем ты успеваешь осознать, и тогда вся твоя жизнь меняется. – В мамином голосе было столько боли и печали.
Я протянула руку и коснулась ее сжатого кулака, лежащего на столе.
— Мам, я знаю, уверяю тебя, ты множество раз говорила мне это, но… ты не понимаешь, что это звучит так, будто мое существование разрушило твою жизнь. – Мой голос сорвался на последних словах.
Мамино вытянулось от потрясения, а затем сморщилось.
— Я бы хотела изменить это для тебя, но не могу. Я здесь, и мне очень жаль, но я ничего не могу с этим поделать.
Теперь и по моему лицу текли слезы. Боль на лицах родителей разбила мне сердце.
Мама плакала. Я довела свою мать до слез. Я отодвинула стул и встала. Мне нужно было побыть одной. Я не могла вынести их печали. Это была моя вина. Во всем всегда была моя вина.
Я выбежала из комнаты, хлопнув кухонной дверью, и сунула ноги обратно в кроссовки. Затем выскочила на улицу, рыдания сотрясали мое тело.
У меня едва хватило времени осознать, что я не одна, когда я столкнулась с твердой грудью. Руки Кейдена обхватили меня и притянули ближе. От него пахло кожей. На нем была мотоциклетная куртка, в одной руке он держал шлем. Он починил байк несколько дней назад; я могла разглядеть его, припаркованного прямо за спиной Кейдена. Он вернулся домой раньше, чем я ожидала.
— Что случилось? – серьезно спросил он.
Несмотря на наши слова, сказанные друг другу всего час назад в закусочной, его присутствие внезапно заставило меня почувствовать себя не такой одинокой. Я посмотрела на него, моргая сквозь слезы. Перед глазами плыло; я не могла сфокусироваться. Еще один громкий всхлип вырвался из моей груди. Его челюсть напряглась, выдавая его эмоции, а затем он отступил назад и потянул меня к мотоциклу.
— Сюда, садись, – коротко проинструктировал он, натягивая шлем на мое разгоряченное, покрытое пятнами лицо.
Звук моих рыданий был оглушительным внутри шлема.
Он забрался спереди и обвил мои руки вокруг себя, вынуждая вцепиться крепче, а затем тронулся с места, осторожно покатив нас вперед, прежде чем разогнаться. Мы рванули, разбрызгивая гравий, как раз в тот момент, когда открылась входная дверь и появился мой отец. Кейден не стал тормозить, он просто уехал, забрав меня с собой.
Мы выехали на извилистую дорогу за городом, которая вела к особняку Андерсонов, огибая скалы, возвышающиеся над морем. Я усилила хватку и позволила волнению от поездки унять мои слезы. Я сделала глубокий вдох, потом еще один. Это немного помогло, но осознание того, что скоро мне придется вернуться домой и встретиться с родителями, снова сокрушило меня.
Мы ехали почти час, прежде чем Кейден свернул с дороги и проехал прямо через шикарную закрытую собственность Беккета. Он остановился и снял мой шлем, а затем и свой. Как только грохот байка стих, в моей голове воцарилась пронзительная тишина.