Плохо, когда в имени Лорелея
Шрифт:
– Он уже в пути? Я попрошу, чтобы его пропустили. И не волнуйся, это будет недолго и безболезненно.
– Очень остроумно. До вечера. Помнишь, когда он начинается?
– Пока, братец.
Еще бы не помнить, иначе будет разбор полетов, дубль два. Ох, и доиграется Тони! В один прекрасный день Лоле это начнет нравиться, и она устроит ему подростковый протест, который в свое время благополучно пережила без ирокезов и прочих выходок. Теперь будет повод. Она представила, как с мазохистской настойчивостью будет нарываться на его взбучку, и улыбнулась.
– Все в порядке? – спросил Райер.
– Да, спасибо.
Лола попросила его о пропуске для нежданного визитера на Харлее.
«А вот это могло, - подумала девушка, когда Стивена провели в зал. Он был, как всегда, в ковбойке и джинсах.
– Ты когда-нибудь одеваешься иначе?» Но упрек остался только в мыслях, Лола улыбнулась ему и поздоровалась. Дипломатия в действии.
– Так вот чем занимается фон Моргенштерн, когда надевает платье?
– улыбнулся кэп в ответ.
– Вот такая я многогранная личность. Хочешь небольшую экскурсию? У нас есть минут пятнадцать, пока тебя выгонят из дома дипломатии.
– Почему бы и нет, продолжим экскурс в культуру Германии.
Роджерс взял девушку под руку, и она повела его в лабиринт истории. Поскольку времени было мало, Лола решила остановиться на Дрездене. Этот город, жемчужина на Эльбе, украшение в короне Саксонии был печально известен задолго до Мировой войны. Истинно немецкий город со всем поэтически-фаталистическим налетом и суровой красотой. Они подошли к первой фотографии, к руинам Фрауэнкирхе. Лола вспомнила о том, как «летала» под куполом этой церкви, иначе и не скажешь. Высокий белый свод и лестница, которая ведет почти что на самый верх. Там, в самой высшей точке Дрездена, возникает ощущение, что силы тяжести не существует, тебя пронизывает золотистый воздух, проникающий из окон, и ты буквально чувствуешь, что пола под ногами нет, ты просто паришь в воздухе. А рядом с тобой ангелы. Не те, христианские, или любой другой религии, а те, которые всегда рядом, внутри, те, которые вырываются на свободу только в такие особые моменты. Все это промелькнуло внутри, и тепло ощущения полета разбилось о фотографии. Они видели перед собой руины, сломленную Фрау.
– Фрауэнкирхе. То, что осталось от нее после бомбардировки. Прах и сломленный дух.
– На войне не без жертв, - философски заметил Стивен.
– Если помнишь, то это вы начали.
– Конечно, победитель во всем прав и его преступления не судят, - разгорячилась Ло.
– Конечно же, американцы всегда правы, везде поборники добра и справедливости.
Лола почувствовала отвращение к их высокомерной всемирной гегемонии, роли всемирного судьи и Фемиды.
– Преступления? Ты о чем? Неужели ты сейчас защищаешь нацистов?
– Где ты их видишь? Среди всей этой боли и руин? В городе, который был сожжен напалмом за два дня? В городе, который ваша бравая авиация решила добить после англичан? В городе, где люди сгорали в каменных печах-развалин. Ты об этих нацистах говоришь? Или тебе вспомнить ваши американские преступления, до которых ты, наверное, еще не дочитал в учебнике истории? Вспомнить тебе Хиросиму? Персидский залив? Афганистан? Мы признали свою вину и отплатили за нее сполна. А сколько Дрезденов разрушили вы на пути к миру? И когда вы оплатите свои долги? А теперь вон отсюда!
Он ошеломленно смотрел на Лорелею, стоял нерешительно, явно не понимая, что ее так вывело из себя. Типичный американец. Высокомерный и эгоцентричный.
– Вон!
– чуть громче сказала Ло.
–
Он молча протянул девушке плеер и вышел. Лоле было так больно, так поразило ее то, о чем она и так знала, но не хотела примерять и на него. Ее ранило то, что она не хотела в нем найти. Правду говорил Тони, он солдат. Еще один парень, в котором она ошиблась.
“Неужели ты думала, что изменилась?” - горько улыбнулась сама себе Ло. Ей хотелось кричать, плакать, забиться в уголок и жалеть себя. Но вместо этого она улыбнулась Райеру и пошла на свой первый дипломатический обед в Нью-Йорке.
Супруги Райер не дали Ло окунуться в меланхоличную прострацию, потому что умудрялись задавать такие вопросы, которые надо было обдумывать прежде, чем открывать рот. Ей следовало поблагодарить их за отсрочку упаднических настроений, которые накрыли девушку с головой в салоне авто. К тому же верный друг IPod был тут как тут и предложил тысячи грустных и депрессивных песен на выбор. Лола решила начать с классики Lacrimosa и их “Lichtgestalt”, хорошо, что дорога домой не была дольше пары композиций, так как после швейцарцев в бой вступили бы австрийцы Janus или, того хуже, англичане My Dying Bride. И вот тогда она попала бы на глаза брата не в лучшем состоянии, а допросов и утешений Лоле точно не нужно. От них обычно расклеиваешься еще больше.
Поэтому когда она добралась-таки до дома, то лишь на пару минут заскочила наверх, к брату, чтобы отметиться и вежливо поинтересоваться о планах на ужин. Лоле сообщили о мирном разогреве пиццы дома и ее поедании за просмотром какой-то комедии, и она, успокоенная предстоящим семейным ужином, пошла часа на три-четыре погружаться в бездны безысходности и разочарования.
Хотя … сначала Лола хотела ударить по хандре самым сильным оружием, что имелось в ее арсенале. Ло достала Джека Керуака и его буддистскую притчу «Бродяги Дхармы». Но блуждания мандариновыми рощами при виноградном закате и любования хрустальным звуком тишины, даже медитации на Маттерхорне не помогали. Печаль и разочарование врезались между строк ее любимого американца, еще одного “не того” парня, который нравился Лоле. Даже в литературе все не те … Хотя, может, он был не тем только потому, что был мертв, а с остальными его недостатками она бы справилась? Мечтательница.
Рука протянулась за пультом от аудиосистемы, но не нашла. Тут Ло поняла, что находится не в том доме и не в той комнате. С мученическим стоном девушка сползла с кровати и пошла в гостиную. Хоть что-то в этой современной квартире одухотворенное: прозрачная стена и ощущение взлетной полосы. Вот только разбежаться по серому ковру, оттолкнуться от последнего куска суши, от последней черты, твердой поверхности под ногами и полететь …
Где-то в спутанном, как гнездо змей, клубке шнуров и переходников Ло нашла белый, с идиотским обозначением «входа» на случай, если кто-то попытается ткнуть его в порт другой стороной, и отправила плеер на зарядку в ноут, а ноут подсоединила к колонкам. Почти сказка про репку. Плеер за шнур, шнур за компьютер, компьютер за колонки, колонки за сабвуфер, сабвуфер в розетку и Peter Gabriel в Лолины уши. Лечиться от тоски его музыкой она подсмотрела в одном довольно свежем немецком кино, которое называлось «Im Winter ein Jahr». Там главная героиня, профессиональная танцовщица, выполняла ритуальный танец печали под „Signal To Noise“, Ло, «плагиатя» ее не до конца, все же видела в таком использовании альбома «Up» ересь и отступничество. Если и выполнять ритуальные танцы темным богам бездны, то только под tribal, который Питер прекрасно и со вкусом использует на пластинке «Long Walk Home», что по иронии судьбы также была саундтреком к фильму, к которому Лолины руки, правда, еще не дошли.