Плохой хороший мент
Шрифт:
Считаться с Артуром будут, обязательно будут. Как-никак он — офицер уголовного розыска. Зная это, полнолицый скоро подъедет, не дожидаясь, пока пройдет три часа, отведенных на установление личности задержанного.
Наручники с Веденеева сняли вместе со шнурками и брючным ремнем. Хотелось курить. Так хотелось, как, наверное, не хотелось никогда в жизни. Болела от ударов голова — на затылке кровь уже запеклась, но из рассеченной надбровной дуги то и дело соскальзывали на щеку маленькие алые капли. Еще через пятнадцать минут духота и солоноватый привкус во рту сделали
Артур подошел к двери и пнул по ней ногой.
— Что случилось? — поинтересовался дежурный.
— Своди в туалет.
Дверь с грохотом распахнулась, и Веденеев зажмурился от яркого света, ударившего в лицо.
— Давай руки, — спокойно распорядился дежурный и защелкнул браслеты на вытянутых запястьях сыщика.
Дорога в туалет через коридор показалась Артуру длинной, как жизнь. От стыда и незаслуженного позора ему хотелось провалиться сквозь пол куда-нибудь вниз, в подвал, где только мышам и тараканам будет наплевать, кто ты — сыщик или преступник.
Выпив из-под крана, как показалось Артуру литра два воды, он, как смог, отмылся от крови и закрыл кран. Обернувшись, опер с удивлением увидел, что дежурный протягивает ему белоснежное вафельное полотенце.
— Откуда такая забота? — поинтересовался Веденеев. — Или здесь сервис такой: сначала морду бьют, потом полотенце предлагают?
— Это мое личное полотенце.
— Только не говори, что ты меня полюбил с первого взгляда! Я это ненавижу. Или ты реально воспринял мои предыдущие угрозы?
— Ни первое, ни второе. Твоя фамилия — Веденеев?
— Допустим.
— Работаешь в Зареченском районном Управлении?
— Тебе кто-то отписал отдельное поручение для производства допроса?
— Ты зимой раскрыл квартирную кражу у моей сестры. Тогда все вещи обратно вернулись. Не успел тебя поблагодарить. Хорошее быстро забывается…
— Ну вот и поблагодарил.
— Не обижайся, я не знал, кто ты. Сюда разных привозят.
— Тогда, наверное, к ним и относиться нужно по-разному, правда?
Дежурный помедлил, не ответив на этот вопрос, и, приняв от Артура мокрое окровавленное полотенце, спросил:
— Чем я могу помочь тебе, не выходя…
— …за рамки своих должностных полномочий? — закончил за него Веденеев.
Тот довольно кивнул головой, видя, что не нужно произносить вслух такую идиотскую в данной ситуации фразу.
— Дай сигарету.
Руоповец вытащил из камуфляжа, откуда-то из рукава, пачку «Парламента», сунул в нее зажигалку и опустил пачку в карман веденеевских джинсов.
— Если что-нибудь нужно будет еще — дай знать.
— Обязательно дам, старина. Только попозже. А за сигареты — спасибо.
Сидя в камере, с удовольствием затягиваясь дымом хорошей сигареты, Артур почувствовал, что готов к любому разговору, к любым неожиданностям. Обычный покой и сдержанность вновь обрели себя в каждой клетке его тела. Он даже удивился самому себе, когда понял, что обдумывает не свое сегодняшнее положение, а как он с такой мордой пойдет завтра с Ингой на пляж.
Он увлекся ею давно, два года назад, как она только перевелась в Управление
Артур был уверен, что, будь он даже писаным красавцем, такой девочке, как Инга Асмолова, нет необходимости заводить служебные романы, и это доводило его до бессонниц. Зачем ей нужен какой-то опер, сыщик, если с ее природным умом и красотой она достойна гораздо большего?
Убеждая самого себя в неотвратимости этой, такой дорогой для него потери, Артур попытался превратить свои чувства в просто дружеское отношение к девушке, то есть обмануть самого себя. Это значило, что Инга должна воспринимать все его слова и случайные встречи, не замечая их глубокого смысла, просто поговорили друзья, сослуживцы — вот и все. Но, приняв умом тот факт, что он для этого должен вести себя по отношению к ней так же, как и все мужики в Управлении, Артур почувствовал, как забастовало его сердце. И тогда он пошел на один, самый верный, по его мнению, шаг — стал ее избегать.
Артур прятался от нее, как ребенок, боясь только одного — пусть лучше его чувства постепенно угаснут, притупятся и со временем исчезнут, чем мгновенно умрут, осмеянные и отвергнутые. Сыщик, который не боялся никого и ничего, испытывал страх перед возможностью встретиться с Ингой где-нибудь в коридоре.
Но разве могут забыться такие чувства?! Их можно только неумело скрывать, разрывая себе душу и отравляя жизнь. Но подавить их нельзя… Поэтому в восемнадцать ноль-ноль, в конце каждого рабочего дня, Артур с безнадегой прилипал лбом к вечно холодному стеклу окна, выходящему на площадку перед центральным входом в Управление, чтобы с третьего этажа посмотреть, как из дверей выходит до сумасшествия красивая девушка и как она, перекинув через плечо ремешок сумочки, идет домой…
«Да как же с такой рожей завтра на пляж-то идти?!»
В очередной раз подосадовать на сей факт ему помешал металлический стук открываемой дверной щеколды.
Наученный опытом, Артур прикрыл рукой глаза и опустил голову, чтобы опять не ослепнуть от яркого света.
— Веденеев, на выход, — прозвучал до боли знакомый голос полнолицего.
Не «выходи», не «пойдем», а именно «на выход». От казенности этой команды у Артура резануло слух.
«Он что, действительно, дурак, что ли?.. Или рисуется?»
— Руки, — опять приказал полнолицый, вытаскивая наручники.
— Вы в своем уме? — осторожно спросил Веденеев.
— Разговоры!!
«О-о-о… Да ты парень на самом деле туповатый. Кто же так начинает «разработку», если уж ты на нее пошел?»
Пока руоповец застегивал наручники, сыщик мельком глянул на дежурного, и тот подал ему знак: мол, держись, старик, может, все и обойдется…
«Да они с ума все посходили! И этот мне сочувствует, как каторжанину! Мать вашу, придурки, я же не виновен! Я делал свою работу!»