Площадь Согласия. Книга 1
Шрифт:
— А как отец?
— На папу нельзя было смотреть без боли, сердце сжималось. Они ведь всегда с мамой вместе и на работу ездили, и в гости ходили, и провожали друг друга до остановки, если не совпадало расписание. По-моему, он еще года два не верил в то, что случилось. Я да Юлька — все, что у него осталось. Дени предлагал ему к нам переехать, но папа отказался.
— А как он сейчас?
— Свыкся. Дружит с женщиной — на кладбище познакомились, она мужа двумя годами раньше похоронила. Если бы сошлись, мне бы, наверное, спокойнее стало. Все-таки не один… Но он не может.
— Что — не может?
— Память о матери предать не может. Любили они друг друга… А как
— А мои развелись… Мама после этого перебралась в Смоленск, ближе к месту, где росла и училась. Живет одна и словно ждет чего-то… Отец вернулся в родной городок и женился на дочери бывшей соседки. Она младше на двенадцать лет, но, как оказалось, любила его с детства. Так что моему сводному братику восемь лет! Хоть за отца спокойна, он свое отмучился… Как и Юра со мной, — усмехнулась Тамара.
— А Виталик?
— О, Виталику — двадцать восемь! Программист, умница, устроился на хорошую работу, прилично зарабатывает даже по меркам Москвы. Год назад женился, и мне по душе его жена. Догадайся почему? — лукаво взглянула она на Инну.
— Ну, не знаю… Умная, наверное?
— Мудрая! — поправила ее Тамара. — А кроме того — хозяйственная и домовитая. Словом, полная мне противоположность. Месяц назад они квартиру купили, я лишь немного деньгами помогла. Зато уговорила сразу трехкомнатную брать, тем более что к концу лета у них ребенок должен появиться. К счастью или к сожалению, но и мне, и Виталику от рождения достался мамин характер. После моего бесславного ухода из института она с него глаз не спускала, определила место, где будет учиться, а он взял да и уехал после школы в Москву. Сам поступил, сам окончил вуз с красным дипломом. За это время Союз развалился, развелись родители, так что все в своей жизни он сделал сам. Вот так и разлетелась наша ячейка общества на все четыре стороны, — заключила она.
— Но вы общаетесь?
— Конечно! Сережка — связующее звено между мной и родителями, а с Виталькой видимся во время моих частых приездов в Москву. Переписываемся по Интернету. Мама, как мне кажется, так и не смогла понять, почему все так произошло, — печально улыбнулась Тамара. — Иногда мне становится ее безумно жаль, зову к нам, но поживет пару дней — и назад. Как говорит мой сын, нам нельзя жить под одной крышей, даже воздух в комнатах электризуется. Правда, о том, что я сломала себе жизнь, больше не заикается, а Сережку так балует, словно вину загладить хочет. Смотрю на нее в такие минуты и поражаюсь: неужели моя железобетонная мать способна излучать столько тепла и любви!
— О какой вине ты упомянула?
— Все о той же, — вздохнула Тамара. — Много чего было… Для меня моя мама — клубок противоречий. И в чем-то я на нее похожа.
— В каком смысле?
— А в таком, что ее наука не пропала даром, и я во всем пытаюсь руководствоваться здравым смыслом. Но почему-то это не приносит душевного спокойствия. Парадокс: руководствуюсь чувствами — плохо, поступаю по уму — ничуть не лучше. Какой-то неправильный дебет-кредит: ни сальдо подсчитать, ни баланс подбить…
— Теперь я понимаю, почему твоя мама ничего не сообщила тебе о нашей свадьбе, — подняла Инна большие карие глаза на Тамару. — Она руководствовалась здравым смыслом.
— Вот именно, — кивнула та головой. — Мама не забыла о звонке Кравцова, и каждый день, проведенный дома после геодезической практики, был каторгой. Столько нравоучений я за всю свою жизнь не слышала, хорошо что о поездке к морю не успела заикнуться! И деться мне некуда было — ты же помнишь, в день приезда ногу на крыльце подвернула. Телефон не работал… Это я потом догадалась, что она его отключила. А меня,
— А я до последнего надеялась, что ты будешь свидетельницей. Даже после того, как твоя мама отрезала: нет, и все! Видимо, это после моего звонка она решила отключить телефон. Вот так и вышло, что ни тебя, ни Леши мы на свадьбе не увидели, — грустно вспоминала Инна.
— А почему Леша отказался быть свидетелем?
— А разве ты у него не спрашивала?
— Кажется, билетов не достал.
— Соврал… Он виделся с Артемом накануне свадьбы, но я узнала об этом гораздо позже. Когда услышал, что ты будешь свидетельницей, а среди приглашенных декан и проректор с семьями, сказал, что лишние проблемы ему ни к чему, и тут же рванул на море. Один, представляешь? Артем расстраивался — жуть! Мы оба тогда едва не рыдали… Иногда я думаю: не случись той истории, все сложилось бы по-другому.
— Какой истории? До меня доходили слухи…
— Я никому не рассказывала, язык не поворачивался.
— Почему?
— Рассказать — значит заново пережить весь тот кошмар. Даже от тебя утаила — боялась, не поймешь…
…Наконец подошла к концу и геодезическая практика. Целый месяц каникул, свободный от всяких обязательств, казался бесценным подарком судьбы, и планы строились грандиозные. Например, поездка дикарями к морю. Сэкономив в последние месяцы деньги со стипендий, Инночка с Тамарой искренне надеялись, что родители отпустят их отдохнуть. Ведь они уже взрослые! Даже билеты умудрились сами заказать. К тому же обе в детстве часто отдыхали в Крыму и, как им казалось, хорошо знали нравы курортных городков.
Расставаясь на перроне автовокзала, они пребывали в великолепном расположении духа и беспокоились лишь об одном: как правильно преподнести новость о поездке родителям? И тех, и других ни в коем случае нельзя было тревожить заранее. Вот потому и решили дождаться дня, когда Инночка выкупит заказанные билеты, и уж потом они начнут уговаривать пап и мам.
Но все радужные планы рухнули в тот же день: у самого крыльца дома Тамара оступилась и подвернула ногу. Она изо всех сил терпела боль и даже пыталась улыбаться, но к утру стало совсем худо, лодыжка распухла и горела огнем. Испуганная мама тут же повезла ее в поликлинику, сделали снимок. Слава Богу, обошлось без перелома! Но несмотря на то что ей выписали дефицитнейшую индийскую мазь, которая за трое суток значительно уменьшила отек, и каждый день возили на процедуры, сильное растяжение связок поставило жирный крест на поездке к морю.
В тот же день сообщив подруге об этой неприятности, Тамара попросила ее подождать с билетами, но связаться с Инночкой больше так и не удалось: до самого отъезда в Ленинград домашний телефон не работал. Как объяснила мама, из-за повреждения кабеля. Тамаре это сразу показалось странным (второму секретарю райкома не могут починить кабель?), но по привычке смолчала. Молчал и отец.
Так и сидела она дома в тишине и одиночестве. Приехавшая из Ленинграда двенадцатилетняя двоюродная сестра была слишком мала и целыми днями носилась по двору с Виталиком, а бывшие одноклассники проводили вечера у кого-нибудь дома или на танцах в местном Доме культуры. Так что Тамаре ничего не оставалось, кроме как с утра до ночи читать книги или же перебирать гитарные струны. Прожив год в общежитии, где порой мечталось хоть о минуте покоя, после двухнедельного заточения дома она готова была волком выть со скуки.