Плотина
Шрифт:
Разговаривать на ходу было неудобно, и они приглядели в стороне ствол старой березы, поваленной ветром. Прошли к нему. Приятели Юры остановились поодаль, не зная, как быть им дальше. Перед обычной девчонкой они бы не стушевались, а эта — с микрофоном! И вообще, когда речь зашла о Сиреневом логе, они стали здесь лишними. А Юра чем дольше разговаривал с этой девушкой, тем меньше думал о своих спутниках. Ему было все интереснее, и он становился смелее. Уже почти не замечал змеиной головки микрофона, качавшейся между ними, не боялся и не уклонялся от прямого взгляда своей собеседницы, сумевшей расположить его к откровенности. Ему даже нравилось теперь отвечать
— Да, у вас там, я вижу, много интересного, в вашем Сиреневом логу, — проговорила девушка, закончив расспросы и выключив свой «Репортер».
— Приезжайте — все увидите! — пригласил Юра.
— Н-не знаю, — усомнилась девушка. — Очень это далеко для меня, могут не отпустить. Вот если какой-нибудь особенно захватывающий материал подскажете.
— А какой вам нужен?
— Ну, например, какой-нибудь случай — необычный, героический или романтический. Чтобы поразил, удивил...
— Что хотите найдем! — расщедрился Юра. И вспомнил Ливенкова. — Вот у нас бригадир есть — рыбак, охотник, таежная душа. Как выходной, так он в моторку — и пошел вверх по реке. Бывает, на сотню, на две сотни километров забирается, заходит в речки-притоки, а там такая красота! Но дело не в этом. Как-то раз он утопил в реке именные часы. В общем-то потеря небольшая — у каждого хорошего бригадира таких часов до десятка накапливается; он даже искать их не стал. А через год вдруг получает письмо из Москвы: будете в столице — заходите по такому-то адресу; ваши часы-утопленники ждут вас на полном ходу.
— Интересно! — загорелась девушка. — И он что же, поехал?
— Специально не поехал, конечно, ко, когда пролетал через Москву к себе на родину, взял в аэропорту такси — и по адресу. Выяснилось: московские туристы ходили на байдарках по нашим рекам, остановились как раз в том месте, где Ливенков отдыхал, и выловили часы. А на них фамилия и название ГЭС.
— Забавно, — проговорила девушка, теребя свой «Репортер». — А что же дальше?
— Жену-москвичку привез.
— Прямо вот так, с налета?
— Ну а что тут особенного?
— Да, действительно… И она, что же, так и живет у вас? Не сбежала обратно в Москву?
— И не думает! Двое детей у них. И сама — в детском садике.
— Хотела бы я с ней встретиться.
— В чем же дело? Через месяц я буду возвращаться домой — только свистните!
— Я подумаю.
— А еще у него, у нашего бригадира, есть друг — егерь в таежной глубинке. — Юра вдохновился и готов был вспоминать и рассказывать сколько угодно, лишь бы его слушали, лишь бы заинтересовались. — Егерь тоже спортсмен и смельчак, отслужил в десантных войсках, так что браконьеры его владения стороной обходили. Но злобу копили. И вот однажды пришли к нему сразу трое, чтобы проучить. Ружья — в сторону, поскольку они в большинстве были, — и двинулись на егеря. Как вы думаете, что там произошло дальше?
— Я даже представить не могу.
— Всех троих повязал и сложил на полу.
— Не может быть!
— Я и сам не верил, пока не увидел этого парня. Настоящий!
Заинтересовать свою слушательницу Юре, кажется, удалось. Она пошла с ним и его друзьями дальше к «Столбам», слушая его рассказы. Осмелев, Юра взял у нее «Репортер», повесил через плечо и зачем-то без конца поправлял ремень.
Все вместе вернулись они в Красноярск и вместе затем поужинали. Потом ребята понимающе отстали, а Юра сказал, что ему хотелось бы пройтись по набережной Енисея — давно не бывал там.
— Ну что ж, ладно! — согласилась его спутница.
Они вышли к Енисею — на ту благоустроенную часть набережной, где на вечном приколе стоит исторический пароходик «Святитель Николай», непритязательный и по-старинному уютный. Прошлись вверх по реке. И когда на набережной никого поблизости не оказалось, Юра, дурачась, решил взять интервью у хозяйки «Репортера».
— Представьтесь, пожалуйста, радиослушателям, — поднес он микрофончик к ее лицу.
— Ева Буркова, — включилась она в игру.
— Так, очень хорошо. Где вы работаете — я уже понял. Скажите, вам нравится ваша работа?
— Нравится, когда бывает интересной.
— Расскажите, пожалуйста, что вас в ней увлекает?
— Разнообразие. Встречи с интересными людьми. Трудности.
— Так. А в чем трудности?
— Я думаю, вы скоро поймете, — улыбнулась Ева.
— Где?
— Здесь.
Юра подумал и вдруг понял, насколько это действительно нелегкое, странное и не слишком удобное занятие — расспрашивать незнакомого человека, держа перед ним эту ловящую слова головку. То есть вот так, как сейчас, в шутку, — это еще ничего, это забавно, а если всерьез? Ведь каждый человек живет своей жизнью, и по какому праву ты пытаешься влезть в нее — непонятно! Ну о работе еще можно кое-что спросить, а дальше о чем? Об увлечениях и досуге? О семье?
Он вспомнил, что именно об этом любят расспрашивать радио- и тележурналисты, и продолжал игру:
— Теперь расскажите нам, как вы проводите свое свободное время.
— В общем-то обыкновенно и скучно, — отвечала Ева.
— Вот уж не поверю! Такая девушка — и скучно. Это, говоря по-интеллигентному, нонсенс. Какая у вас семья?
— Тоже обыкновенная: муж, дочка, свекровь.
— Ага! Значит, муж и свекровь. — И больше Юра уже не мог ничего придумать, сколько ни напрягал свою затормозившуюся мысль.
— Вот видите, не так это просто — быть радиорепортером, — улыбнулась Ева.
Юра согласился и надолго умолк. Пожалуй, больше всего поразило его то, как спокойно, обыденно сказала на эти слова: «муж, дочка, свекровь». Ему почему-то казалось, что она должна была бы скрыть это. Хотя бы для начала. А тут прямо вот так.
Он молчал и смотрел, отвернувшись от Евы, на воду Енисея, заметно потемневшую за то время, пока они здесь гуляли. За их спинами, на благоустроенной части набережной, зажглись фонари… Издали позвал Юру далекий и милый отсюда Сиреневый лог.
— Вы поспешили с вопросом о семье, Юра, и сорвали весь репортаж, — проговорила Ева, хорошо уловившая его настроение.
И опять он поразился: она и это сказала совершенно спокойно, даже с улыбкой. Сам он боялся сейчас своего голоса.
Но все же пришлось ответить.
— Лучше раньше, — сказал он.
И вдруг начал прощаться.
— А меня, что же, одну здесь бросаете? — спросила Ева, и теперь ее голос не был так спокоен. — Привести женщину бог знает куда, бросить одну… Вы где воспитывались?