Плотник
Шрифт:
Я потер щетину на подбородке. Сегодня утром даже не побрился. И задумался, стоило ли мне это делать. Без сомнения, Мэдди привыкла к этим гладкокожим прыщавым ребятишкам, которые никак не могли отрастить бороду. Черт побери, они же теперь депилируют грудь, ноги и свои чертовы яйца. Если бы Мэдди хоть раз взглянула на мое волосатое тело, ей бы стало противно.
Я держал себя в порядке, не был гребаным животным, но никогда ничего не выдирал воском на своем теле и никогда не планировал этого. Если бы Бог не хотел, чтобы у нас были волосы на яйцах, он бы не поместил
Кроме того, может, Мэдди это понравится. Может, это заставит ее почувствовать себя рядом с настоящим мужчиной. Не те маленькие придурки, с которыми она встречалась в прошлом. Кстати о придурках – я наклонился и поправил свой. Я был тверд, как проклятый камень, просто сидя на подъездной дорожке, и собирался провести с ней весь гребаный день. О чем, черт возьми, я думал?
Я не думал.
«Ты не мог вынести разочарования на ее лице, когда сказал, что не можешь взяться за эту работу. И тебе нужен предлог, чтобы быть рядом с ней».
Мой внутренний голос прав в обоих случаях. Было полным безумием позволить себе подобраться так близко к Мэдди, но я так устал избегать ее. Так устал видеть боль в ее глазах, когда заскочил подстричь газон, но отказался зайти и навестить ее после этого.
Она чувствовала себя покинутой, я знаю, но у меня не было гребаного выбора. Я больше не мог оставаться с ней наедине. Моя страсть к ней так сильна, что не мог думать здраво рядом с ней. Все мысли были о ее сладком местечке между ее гладкими бедрами, как обнимаю ее и заставляю брать мой толстый член снова и снова, пока она бы не закричала, чтобы я заставил ее кончить.
Я выкинул из головы мысленный образ Мэдди. Черт. Я был тридцативосьмилетним мужчиной, страстно желавшим двадцатитрехлетнюю дочь моего покойного лучшего друга.
Как уже сказал, я был гребаным извращенцем.
Я взглянул на часы. Пять минут девятого. Мне нужно было туда войти. Мне нужно снять мерки для книжных полок и пойти за материалами. И мне нужно было сделать все это с Мэдди, вертящейся вокруг меня. С ее сладким ароматом ванили, мягкими темными волосами и красивыми глазами лани.
«Не забудь про ее сиськи».
Я громко застонал. Как будто я мог забыть о ее невероятных сиськах. Последние девять месяцев они снились мне каждую ночь. Мечтал о том, как они выглядят, как они на вкус, каково было бы кончить на них. Образ Мэдди, лежащей голой на кровати, ее тяжелые, круглые сиськи забрызганы густыми струями моей спермы, почти заставил меня кончить в мои собственные чертовы джинсы. Давление на мой член теперь было болезненным, и я снова поправил штаны. Это не помогло, и на мгновение у меня возникла дикая идея просто передернуть в грузовике, прежде чем войти.
Я отдернул руку от промежности и украдкой посмотрел в лобовое стекло. Ни Мэдди, ни ее соседей нигде не было видно, но, боже, мне нужно было взять себя в руки.
Может, Мэдди уйдет. Может, она пойдет за покупками или потусоваться с Рейчел, или еще что-нибудь.
«Она не пойдет. Ты же знаешь, что она этого не сделает».
Нет, она этого не сделает. Потому что,
Я закрыл глаза и подумал о Фрэнке, о том, как он будет разочарован во мне, о том, как он будет вечно ненавидеть меня только за то, что я так думаю о его дочери. Это было так же эффективно, как лить ледяную воду на мои яйца. Моя эрекция исчезла, и я чуть не застонал от облегчения.
Глубоко вздохнув, я вылез из машины, схватил пояс с инструментами, пристегнул его и направился к входной двери. Я постучал один раз, и дверь открылась, как будто Мэдди стояла с другой стороны и ждала меня.
Я бросил один взгляд на Мэдди, и моя эрекция вернулась в полную силу, как будто никогда и не пропадала. Я уставился на нее, в то время как похоть ревела в моем животе, а пульс глухо стучал в ушах. На ней были такие узкие джинсы, что казались нарисованными. Несмотря на холодную погоду, на ней тонкая белая майка, которая обтягивала ее грудь без лифчика. Я уставился на ее соски, торчащие из-под тонкой ткани. Были ли они того же оттенка розового, что и ее губы? Мне до смерти хотелось это выяснить.
Прежде чем успел сделать какую-нибудь глупость, например, прикоснуться к ним, перевел взгляд на ее лицо. Ее щеки порозовели, и я внутренне застонал, увидев выражение ее глаз. Черт возьми, девять месяцев я успешно скрывал от нее свою похоть и взорвался меньше чем за три секунды.
И все потому что на ней не было гребаного лифчика.
— Привет, Джейкоб, — ее голос звучал с придыханием, полным желания.
Я прочистил горло:
— Привет. Можно мне войти?
— Ах да, конечно, — ее смех был немного пронзительным. Она отступила назад, а я стиснул зубы и вошел в дом.
— Сначала я сделаю кое-какие измерения. — И быстро зашагал по коридору к кабинету Фрэнка. Я не был в доме со дня похорон. Я задержался после того, как все ушли, помог Мэдди убрать остатки еды и рассортировать десятки запеканок, которые принесли люди. К тому времени, как мы закончили, морозильник был полон до краев. Мэдди одарила меня своей милой улыбкой, когда я сказал ей, что ей не придется покупать еду в течение года.
Затем последовал за ней в гостиную и увидел, как она дотронулась до старого кресла, в котором всегда сидел ее отец. Ее лицо сморщилось, она начала раскачиваться, и я поднял ее и отнес на диван. Я усадил ее к себе на колени и стал укачивать, шепча слова утешения в ее волосы, но это не помогло, и она всхлипывала. Она плакала, пока не уснула, а я продолжал обнимать ее, поглаживая по спине и чувствуя, как разбивается ее сердце.