Плотский грех
Шрифт:
– Она поступила сюда прямо из школы, матушка?
– Да. Она получила свой диплом в школе Альбертуса Магнуса.
– У нее есть родственники? – спросила Делия.
– Один брат – приходской священник в Кливленде, штат Огайо, а другой – страховой агент, женат, имеет двоих детей. Сестер нет.
– Я так понимаю, главой семьи является отец Келли, – сказал Кармайн. – Хотите, чтобы я с ним связался?
– Если возможно, Кармайн, я бы предпочла сделать это сама.
– Матушка, это такая работа, которую я не возражаю передать в другие руки, поверьте! – с жаром проговорил Кармайн.
– Есть у вас какие-то
– Пока нет, – ответил Кармайн, стараясь говорить небрежным тоном. – Слишком рано, матушка, и похищение представляется маловероятным. Я имею в виду, почему именно ее, когда были более удобные кандидаты ближе к лестнице? Хотя я уведомил архиепископа, на тот случай, если последует требование выкупа.
Делия дождалась, пока парадная дверь за ними закроется и они с Донни и Кармайном останутся одни.
– Я очень сильно опасаюсь, что сестры Марии-Терезы уже нет в живых.
– Почему? – спросил Кармайн, чуть содрогнувшись.
– Это тот Таинственный Тип – чужак на большом мотоцикле.
– Никто не слышал шума мотоцикла, – напомнил Донни.
– И не видел, я знаю. Но это он. Мне все равно, какие ты представишь возражения, – продолжала настаивать Делия. – Более того, он действует по плану. Этот парень – одинокий волк, и я готова биться об заклад, что он не зациклен на монахинях. Просто сестра Мария-Тереза – важный элемент его плана.
Уолтер давно обнаружил, что может писать зеркальным письмом с той же легкостью, что и обычным способом. Достаточно было, как он это называл, «переключить передачу» – и опля! – он уже находился по ту сторону зеркала. Право и лево всегда смущали его, тогда как стороны света на компасе – нет. Сейчас Уолтер объяснял свой страх тем, что это имеет какое-то отношение к двум разным мирам: к линейности «право – лево» и к кругообразности «север – восток – юг – запад – север». Беда заключалась в том, что объяснения вызывали у него скуку. Если бы он рассказал об этом Джесс, она бы стала настаивать на бесконечных часах препарирований и обсуждений. Я-Уолтер ни в малейшей степени не интересовался Джесс-Уолтером, потому что Джесс-Уолтер был мешаниной из множества составляющих. Я-Уолтер же являлся целостной сущностью, полностью самодостаточной.
Уолтер знал, в чем состоит цель Я-Уолтера, хотя иногда она все еще доходила до него отдельными кусками или была затуманена и запутана. В силу безграничного терпения, присущего только пожизненному заключенному, такое положение дел никогда не вызывало в нем разочарования и неудовлетворенности.
Его план работал, он это ясно видел, и, написав зеркальным письмом свою записку, он прочел ее и улыбнулся. Джесс была права: когда его наполняло хорошее чувство, он все больше и больше испытывал искушение ознаменовать этот факт улыбкой. Неудачная идея! Улыбка тотчас погасла. Время чувствовать приятное послевкусие закончилось. На очень многих проводящих путях имелись опасности; события начинали развиваться слишком быстро. Уолтер не мог замедлить события, но мог обуздать себя.
– Что ты сегодня делал, Уолтер? – спросила его Джесс за обедом.
Уолтер собирался повести свою наставницу в такое место, которое, полагал, она сочтет притягательным.
– Помнишь, как я обнаружил, что могу писать левой рукой так же хорошо, как правой?
– Как я могу забыть? – В ее глазах засветилась радость, Джесс снова подумала, что тот Уолтер, которого она создала, был чудом света. – Не говори мне, что ты выучился чему-то новому.
– Нет, не новому. Мои пальцы ног, помнишь?
Ее радость испарилась.
– Ты хочешь сказать…?
– Да, я могу теперь писать пальцами ног.
– Правой ногой или левой?
Уолтер словно бы аккуратно поймал исчезнувшую радость Джесс и поместил ее в свои собственные глаза.
– Обеими.
– Что побудило тебя попробовать, Уолтер?
– Ари Мелос сказал, что у меня цепкие пальцы ног. Я посмотрел слово «цепкий» в словаре Уэбстера и выяснил, что это означает «способный к удержанию предмета». Карандаш – предмет. Поэтому я зажал его пальцами моей левой ноги и стал писать.
– Ты поразителен, Уолтер, – глухо произнесла Джесс.
– Ты занесешь это в свои записи?
– Конечно.
– Я устал, – сказал он. – Думаю, я постараюсь заснуть.
– Поскольку сон – это состояние, которое ты находишь самым трудным и требующим наибольших усилий, не стану задерживать тебя ни на секунду.
– Как ты думаешь, я когда-нибудь смогу управлять своими снами, Джесс?
– Если бы ты научился это делать, я бы получила Нобелевскую премию.
– Это важно?
– Самое важное, что только может произойти с врачом.
Джесс держала записи по Уолтеру в своей сумке – вернее, только самые значимые записи, которые не хотела показывать самому Уолтеру, читавшему все обо всех и особенно о себе. Он имел одну необычную идиосинкразию, учитывая его внеэтичность: он отказывался открывать женские сумки и рыться в их содержимом. Личная теория Джесс на этот счет помещала первопричину этой идиосинкразии в тот период, когда ему еще не исполнилось тринадцати лет – во времена одного из его кратких и нечастых пребываний в патронажной семье. Что сделала с ним некая женщина, обнаружив, что он обыскивает ее сумку, Джесс знать не могла, но, видимо, это было достаточно ужасно, если пережило его манию и двести часов нейрохирургии.
Так что, заглянув в свое досье, Уолтер найдет там лишь несколько безликих строчек, но только глаза Джесс увидят то, что она написала и убрала в свою сумку. Много десятков этих тоненьких тетрадей вобрали в себя свыше тридцати двух месяцев его послеоперационной жизни и хранились в подвале ее дома, среди тысяч других.
Пока Уолтер спал, Джесс заполнила десять страниц записной книжки, затем опустила ее в свою сумку; теперь настало время для других пациентов.
К половине двенадцатого Уолтер был уже внутри стены и доливал доверху свой топливный бак из пластиковой канистры; сегодня ночью он не рискнет проехать мимо заправки на обратном пути домой. Сестра Мария-Тереза вышла из состояния трупного окоченения – впрочем, это не имело особого значения, поскольку он держал ее согнутой именно так, как повезет, приторочив к багажнику своего «Харли». В полночь он открыл дверь во внешний мир и вывел мотоцикл наружу, хмурясь при мысли, что, возможно, две ночи подряд могут оставить след. Но земля была все еще мокрой после гроз и краткосрочных ливней, трава активно росла. После того как Уолтер вернется этой ночью, ему придется провести некоторое время снаружи, уничтожая оставленные следы. Если кто-то найдет его дверь, ему крышка.