Плясать до смерти
Шрифт:
За что я им безгранично благодарен! Результат, по-моему, ничего! Еще и сестра у меня есть, та вообще образец!
Притом, надо отметить, матери после развода он не звонил никогда!.. Но это мелочь на фоне гигантских задач!
— Вот мы! — шутливо стукнул себя в грудь. — Выросли на природе. Вползли, можно сказать, в нее! Помню, ползаю по косогору — чуть подсох после снега — и корешки выковыриваю, похожие на луковки. И в рот! Еще говорить не умел — уже знал, что брать из земли. Поэтому крепкие мы! А совсем ранней весной, когда ручьи стекали по улице, запруды
Да. Нам бы так.
— Вот тут сейчас, — кивнул на окно, — ехал к вам…
Долговато ехал — четыре года дорога заняла! И здесь еще — долгая пауза, чтобы мы в нетерпении умоляли: ну, и чего?
— …и в электричке была молодая мама. Везла младенцу своему огромного медведя плюшевого!
Настя с завистью вздохнула. Мы ей особенных игрушек не дарили. Да и не было тогда ничего.
— Чушь это все искусственная! — рявкнул отец. Мои робкие мечты хоть о каком-то его подарке внучке увяли. Весь в меня: такой же скупой. — Сама жизнь должна все подносить!
Понятно. Значит, подарка от него не дождешься.
— А нам игрушки покупные были и не нужны!
Экономия.
— Мы с теленком с малолетства играли! Каждую зиму теленка в избу брали, чтобы не замерз, и мы возились с ним и заодно обихаживать его учились! Интересней всякой игрушки, и главное — польза! А в семь лет мне отец показал, как за плугом идти, и слаще труда, Настя, нет на свете ничего!
Да. Здорово. Мы молчали. Что тут сказать?!
— А ты мне покажешь телят? — пролепетала Настя.
— Молодец! Сразу видно, внучка селекционера! — вскричал отец. — Конечно, покажу! Сейчас мы можем поехать? — возбужденно глянул на нас.
— Нет, — сказал я. — Насте в Петергоф надо.
— Жаль! — воскликнул он. — Что ж! Давай, Настя! Стремись! Как Пушкин сказал: «Учуся в истине, — поднял палец, — блаженство находить!»
Умчался как ураган. Я глянул на часы. Всего пробыл менее часа! А какие задачи поставил!
Только где все это взять? Мы переглядывались между собой и с Настей слегка растерянно.
На следующее утро, проснувшись, Настю не нашли! Комнатка ее была озарена наискосок солнцем, постель была открыта и пуста. Сбежала? На кухне — нет. В гостиной… И там не сразу увидели ее! Свернулась в старом драном кресле с какой-то огромной книгой чуть не больше ее. «Сельскохозяйственная энциклопедия», первый том! Наследие отца, нам оставленное… или просто забыл. Красивые цветные картинки, проложенные шуршащим пергаментом. Я в детстве тоже эту книгу любил.
— Настька! — Нонна восторженно всплеснула руками. — Как ты дотащила ее!
И не только дотащила — положила на колени, как мраморную плиту! И что-то еще оттуда выписывала, старательно высунув язычок!
— Можно листочек твой посмотреть?
— Можно! — смущенно проговорила.
На листочке большими печатными буквами (до каллиграфии еще не дошли!) было накарябано:
«Ветеринарный инструментарий!»
И дальше — весь список инструментов.
— Ты что, ветеринаром хочешь стать?
Настя кивнула.
— И давно уже тут сидишь?
Настя кивнула смущенно.
— Молодец! — расцеловали ее. Особенно, помню, рассмешило нас, что среди прочего оборудования перечислено было «Устройство для искусственного осеменения коров» в виде огромного шприца! В приложении было указано, что «с одного извержения» быка с помощью этого устройства можно «осеменить триста коров!»
— Ну? Чайкю после праведных трудов? — предложила Нонна.
За руки за ноги (Настя дергалась, хохотала) оттащили ее на кухню.
— Поедем на рынок? Где зверушек продают?
Настя обрадовалась.
Трамвай долго дребезжал по пустырям. По окраинам города проехали на Калининский рынок. И Настя сразу же задвигалась весело, глаза сияли. Откровенно призналась нам:
— Мне нравится здесь, как зверями воняет!
Вот они, крестьянские корни! Мы с Нонной переглянулись: призвание? Судьба? Я-то своему радовался: умеет поймать ощущения и высказать их! И я с этого начинал.
Квартирка наша превратилась в зоологический сад — по линии вони, во всяком случае, мы уже рынку не уступали. Розовые амадинки с непрестанным чириканьем порхали по квартире, всюду оставляя фекалии; из круглого аквариума таращились диковинные рыбы; в террариуме ползали ящерицы. Настька бесстрашно хватала их руками, разглядывала, снова отпускала. Уже вполне уверенно управлялась с хозяйством: с воплем разнимала дерущихся хомячков, наказывала их рассаживанием в отдельные банки и те покорно несли наказание. Однажды, когда гуппи в аквариуме размножились до невозможности, как сельди в банке, отловила большую часть сачком и без малейших колебаний спустила в унитаз.
— Ничего, Настя! Они там тоже плавают, там целые реки у них! — успокаивала ее Нонна, но Настя глянула на нее спокойно и даже несколько удивленно — она и не думала расстраиваться. Характер бойцовский, отцовский! Молодец!
В один из походов на рынок мы с ней в москательный зашли, и сразу же ноздри ее расширились, глаза засияли. Запахи — словно среди них выросла — восхитили ее.
— Папа! Эти банки купи!
Купили. И она, высунув язычок, страстно мазала толстой кистью облупившуюся табуретку у пианино, вся была в черных кляксах; слава богу, я газеты на линолеум постелил. Табуретка сияла черным, воняла скипидаром… а Настя была счастлива как никогда!
— А вы думали, я бездарственная? — гордо проговорила она.
Эта фраза ее (как раз, может, своей неправильностью) запомнилась навсегда.
В ближайший визит к друзьям я вскользь рассказал про это. Кузя захохотал:
— Все! Женимся с Настькой — и в маляры!
Алла метал-ла молнии.
— Валерий! Что ты сделал с квартирой?!
Да, реакция мамы оказалось не столь восторженной, как мы надеялись. Войдя в дом (приехала из Москвы на побывку), мать сморщилась от едких запахов еще в прихожей, хотя была, как и отец, ученым-биологом… однако прежде всего она была хозяйкой квартиры, которую мы превратили, мягко говоря, в «джунгли Амазонки».