Пляска смерти

Келлерман Бернгард

Он вдруг почувствовал всю унизительность своего положения, и кровь бросилась ему в лицо. Смешно вот так, ни слова не говоря, торчать перед надменными взорами этого молокососа!

– Господин Шиллингер, если не ошибаюсь? – произнес он наконец. – Вы, конечно, понимаете, что я несколько удивлен? – Он сразу овладел собой и даже улыбнулся своей подкупающей улыбкой.

Долговязый молодой человек сухо поклонился, причем создавалось впечатление, что у него сгибается только верхняя половина туловища, нижняя же остается неподвижной, и растянул толстые

губы, что, видимо, должно было обозначать улыбку.

– Моя фамилия Шиллинг, – холодно ответил он. – Если не ошибаюсь, господин доктор Фабиан?

После того как Фабиан утвердительно кивнул головой, он открыл дверь пошире и нескладным жестом пригласил его войти. Голос его звучал несколько более приветливо, когда он сказал:

– Пожалуйте! Я уже неделю как назначен заведующим юридическим отделом. Что касается вашей дальнейшей деятельности, то вы все узнаете из письма, которое уже давно дожидается вас. – Молодой человек подошел большими шагами к письменному столу и протянул Фабиану письмо в коричневом конверте, из чего явствовало, что это служебное уведомление. – Прошу.

Фабиан почувствовал, что колени у него подгибаются, а сердце учащенно бьется. «Эх, опять сердце», – промелькнуло у него в голове. Дурные предчувствия овладели им.

– Мы несколько раз встречались с вами у советника юстиции Швабаха, коллега, – к собственному изумлению, спокойно проговорил он и взял письмо, – но вы, кажется, давно уже расстались с ним, – добавил он непринужденным тоном, как бы желая завязать пространную беседу. Он даже положил шляпу и желтый портфель на знакомую этажерку с книгами, вид которой успокаивающе действовал на него.

– Я сдавал не сданные в свое время экзамены, – отвечал Шиллинг и обратил взгляд к высокому окну, давая этим понять, что не расположен вступать в продолжительный разговор. Он даже отвернулся, и Фабиан увидел прыщи и угри на его щеке.

– Разрешите мне задержать вас на минуту. Ведь это служебное письмо, – вежливо обратился он к долговязому.

– Пожалуйста, – безразлично отозвался тот, не поворачивая головы и недвусмысленно намекая Фабиану, что хотел бы избавиться от него как можно скорее.

Но Фабиан уже пробежал глазами письмо. Он был просто-напросто уволен, и теперь ему предлагалось ожидать нового назначения. Внизу стояла подпись того человека, чью фамилию Фабиан вчера впервые услышал: Таубенхауз.

Фабиан побледнел. Дурное предчувствие оправдалось. Но он быстро овладел собой, подошел к молодому человеку и протянул ему руку.

– Благодарю, господин Шиллинг, – произнес он любезным тоном и добавил: – Если вы, знакомясь с делами, натолкнетесь на что-либо, что потребует разъяснения, позвоните мне, я охотно помогу вам. Вот, например, в деле «Краус и сыновья» вопрос о правах на воду очень неясен.

Несмотря на охватившее его волнение, Фабиану удалось сохранить спокойный деловой тон в разговоре с этим молодым человеком, напыжившимся от злорадного торжества.

– Благодарю, – сказал молодой человек,

не удостаивая Фабиана даже взглядом. – При случае я вам позвоню. Дело «Краус и сыновья» не актуально. Это ведь еврейская фирма.

Он снова отвесил деревянный поклон, и Фабиан вышел из комнаты.

V

Закрыв за собой дверь, Фабиан тихонько рассмеялся. «Ты позвонишь еще не раз, самонадеянный осел», – злобно подумал он и медленно, с трудом переводя дыхание, пошел по коридору.

Конечно, он очень испугался; у него еще и сейчас дрожали колени, но тем не менее его нынешнее положение уже представлялось ему не в таких мрачных красках. Как-никак, а у него есть служебный договор с магистратом. Его нельзя просто выставить за дверь. Скорей всего, почти наверное, нужно было пристроить этого молодого бездельника, а для него, Фабиана, уже приготовлен более важный и достойный пост. Спокойствие постепенно возвращалось к нему.

Вдруг какой-то маленький, довольно толстый человек стремглав взлетел по лестнице и промчался мимо него. Сдвинув шляпу на затылок, маленький толстяк быстрым шагом подошел к двери соседней комнаты и стал торопливо отпирать ее. По этой торопливости и живости Фабиан узнал его. Это был городской архитектор Криг, его близкий приятель. В ту самую минуту, когда тот уже собирался проскользнуть в дверь, Фабиан окликнул его.

– Дружище, – воскликнул он обрадованно и так громко, что этот возглас гулко отдался в коридоре, – наконец-то! Заходите ко мне, дайте на вас поглядеть.

Он с нескрываемой радостью подбежал к Фабиану и стал трясти его руку.

– Вы должны рассказать мне о вашем отпуске, друг мой. Значит, снова воскресли из мертвых! – продолжал он с громким смехом, вталкивая Фабиана в свой кабинет. – Ну, рассказывайте. Опять я сегодня опоздал! Как ни стараюсь, не могу прийти вовремя!

Городской архитектор, маленький, розовощекий, с брюшком и седой эспаньолкой, в неизменном черном галстуке бантом, был подвижной и живой, как ртуть, человечек, что проявлялось в каждом его действии и жесте.

– Что это у вас? – вдруг перебил он Фабиана, рассказывавшего о том, как он проводил отпуск, и указал на коричневый конверт, который тот положил на портфель. Не дожидаясь ответа, он подбежал к одной из дверей, приоткрыл ее и просунул в нее голову.

В соседней комнате, откуда доносился неумолкающий стук пишущих машинок, работали его подчиненные.

– Я хотел только убедиться, не подслушивают ли нас. Приходится быть очень осторожным с тех пор, как к нам затесался этот новый, – пояснил он вполголоса, закрывая дверь, и снова указал на коричневый конверт. – Бьюсь об заклад, что это такое же письмо, какое уже получили десятки наших коллег! – воскликнул он смеясь, бросился в кресло и с довольным видом хлопнул себя по круглой короткой ляжке.

Фабиан утвердительно кивнул, у него стало легче на душе, когда он узнал, что разделяет участь многих.