Пляски на черепах
Шрифт:
— И ленинизма, не так ли?
— Да, да, я не возражаю. Я свою жизнь отдал марксизму, я развил его, я доказал, что он возможен и в одной отдельно взятой стране. И еще докажу, что он победит во всем мире.
— Володя! Я когда даже ненавижу тебя за твою жестокость, я тебя люблю. Если ты меня повесишь, я на виселице буду кричать: да здравствует сумасброд Ленин! А теперь иди ко мне. Мы давно не были…
— Ты прости, Инесса, но моя жена теперь революция, а ты, как и Надя, остаешься моим партийным товарищем. Памятник тебе обеспечен.
— Тогда я поеду во Францию на год, — сказала Инесса, поднимаясь и опуская ножки на пол.
— Во Францию? э, нет. Там
— Посиди, куда торопишься?
— Надя мне будет преподавать математику. Следующий урок двузначные числа. Гениям математика тоже нужна, не так ли, моя раскрасавица?
Прелестная улыбка осветила лицо Инессы. Обычно она не слышала комплиментов от вождя мировой революции. И, вообще, ее жизнь сложилась чрезвычайно драматично: ушла от мужа Александра Арманд с четырьмя детьми к его младшему брату Владимиру, от которого родила пятого ребенка. Но здесь ей не повезло: муж умер от туберкулеза. После смерти второго мужа она познакомилась с Лениным за границей и согласилась на личную жизнь втроем. Крупская превратилась в прислугу и, тем не менее, удовлетворения и счастья Инесса никогда с Лениным не испытывала.
— Ты малограмотный? — спросила она. — Как же ты собираешься высылать академиков и докторов наук? Или ты им завидуешь?
— Я слаб в науках, но я силен в политике, в философии. Ты читала «Материализм и эмпириокритицизм?»
Инесса вздохнула.
— Ладно, не будем об этом. Ты — великий человек, я знаю. Единственное, что…
— Нет, нет, Инесса, не сегодня. Я всю ночь не спал, прощался с Николаем Вторым, намечал планы с товарищами, меня ждет Надя, потом мое выступление на политисполкоме, потом работа над архивами. Ты лежи, не вставай. Не провожай меня, я человек скромный. Все время мне предлагают поставить памятник, а я пока отказываюсь: скромность мешает.
Он вернулся в свой кабинет. Надя его ждала с тетрадкой на коленях.
— Володя, давай займемся умножением, а потом делением. Но сначала ответь мне, сколько будет 8х9?
— Семьдесят два.
— Молодец, ты воистину гений. А как умножить 99 на 8? Сколько это будет?
Володя задумался. Он сощурил свои дьявольские глаза и расхохотался.
— Ну, ты даешь! Чтобы я, гений, занимался такой ерундой? Ты лучше займись с этими дебилами, членами моего Политбююро. Ты понимаешь, Надя, когда я сюда шел, в коридоре остановился перед открытой форточкой. Стою и смотрю как Юлий Цезарь. Вдруг раздается колокольный звон. Да так громко, так отчетливо, будто здесь, в Кремле кого-то хоронят. Что это такое, кто разрешил? Это Тихон, видать, собрался меня хоронить. Ну, погоди, каналья, я тебя схвачу за мошонку. Ну, ладно, пусть. Но ты знаешь, Наденька, сколько золота и серебра в церквях и монастырях? Даже есть серебряные гробницы. А что если все это национализировать, а? Это золото мы раздадим коммунистическим партиям других стран на закупку оружия, да и свою армию вооружим по последнему слову техники. Как только мы продвинемся к границе, ну скажем, к Польше, польский пролетариат сразу же поднимет восстание. А мы их поддержим. Польша наша, Германия наша, Франция, Англия, короче, весь мир наш. А ты мне суешь в нос свои дурацкие цифры. Да плевать я на них хотел. А еще серебряные гробы начнем откапывать, содержимое вытряхивать, а гробы переплавлять. Что же касается священнослужителей,
— Но, Володя, не жестоко ли это?
— Что ты, Надя? Чем больше мы расстреляем этих сволочей, тем лучше. Это весьма гуманно, это будет социалистический гуманизм, но не буржуазный. Мы наш, мы новый мир построим, — разве ты не помнишь эти строки? Давай спляшем! И споем: кто был ничем, тот станет всем!
— У меня не сгибается колено, Володя. Потанцуй один, а я тебе похлопаю в ладоши.
— Враги революции должны быть уничтожены: повешены, расстреляны. Не разделяющие прелести советской власти — сосланы в Сибирь или отправлены за границу. Все архивы уничтожить, землевладельцев ликвидировать, владельцев фабрик и заводов сгноить в Сибири, их дома отдать…, кому же отдать, а?
— Пролетариату.
— Ах да, пролетариату всех стран и, прежде всего пролетариату Германии. Писателей и поэтов, отказывающихся восхвалять социалистический строй, выслать из страны. Мне нужна новая Россия. Со старой все покончено. Ат…та…та, ат…та…та!
— Ты гений, Володя.
— Если я умру раньше времени, ты постарайся, чтобы эти русские дураки наставили мне такое количество памятников, чтобы никакая машина не смогла посчитать. Я заслужил, я памятник себе воздвиг нерукотворный… кто это сказал? А, вспомнил. Маркс это сказал. У нас уже есть памятник Марксу? У Большого театра? Закрыть Большой театр, как рассадник буржуазной культуры.
— Володя, ты не умрешь.
— В сердцах людей — никогда. Пусть меня забальзамируют и выстроят мавзолей. Человечество должно лицезреть своего гения.
— А этой сучке Инессе надо ставить памятник?
— Ну, Надя, зачем так? Это же мой партийный товарищ.
— А кто она тебе была и есть в постели?
— Только товарищ по партии — га…га…га!
28
Гражданская война на огромных просторах царской России, развязанная большевиками и лично Лениным, велась с переменным успехом.
Запад, должно быть, с удовольствием смотрел, как Россия истекает кровью. Никому в дурную голову не могла прийти умная мысль о том, что спустя всего лишь два десятилетия, вооруженная до зубов армия Советского Союза, будет представлять серьезную угрозу самому существованию запада. Ленин щедро отблагодарил немцев за оказанную помощь при захвате власти тем, что тут же, той же Германии стал показывать зубы, его наследники послали ее в нокаут. Возможно, Гитлер для того и покорил Европу, чтобы убедится в мощи и непобедимости своей армии и только потом двинул свои полчища на Россию. Против кого Гитлер двинул свою армию — против России или против коммунистической России, гадать не будем, дабы не споткнуться о кочки необоснованных предположений.
Пока ясно одно: фюрер крепко наколбасил со своим национал- социализмом, с евреями, арийской расой и с тем, что нарушил договор о ненападении, за что поплатился собственной жизнью, а его народ — городами, стертыми с лица земли. Если бы Германия, родина фюрера, не торопилась поставить Россию на колени в Первую мировую войну, если бы она не финансировала ленинский переворот 17 года, вполне вероятно, что катастрофических разрушений с обеих сторон во время Второй мировой войне удалось бы избежать. Возможно, этой войны бы и не было.