Пляски на черепах

Варга Василий Васильевич

Сначала пострадали дети и взрослое мужское население.

— А почему обходят женщин? Я вас спрашиваю, почему? Мосиондз, расстрелять майора НКВД Цветкова, который щадил женщин, буржуазных женщин. Постройте роту и на глазах у всех расстреляйте. Он щадит женщин. А у нас равноправие: если расстреливают мужчину, надо расстрелять и женщину. Я обещала вождю мировой революции Ленину… Ленин мой бог, мой духовный наставник. Я думаю, и все мы должны думать, как сделать так, чтоб Ильич остался нами доволен.

— А может повесить Цветкова вниз головой?

— Разрешаю, — сказала Землячка, скаля зубы. — Только голову

сначала отрубить, но от туловища не отделять, пусть болтается.

Майор Цветков был зверски изуродован, потом ему отрубили голову, а затем повесили на глазах у бывших товарищей. Так закалялись головорезы, которые в будущем никого не жалели, никому не сочувствовали, никого не щадили.

— Сегодня охота на женщин желательно с маленькими детьми. Вам должно нравиться, когда дети плачут, ползая по трупам матерей. Эта мелодия лучше любой симфонии Бетховена. Вперед бойцы мировой революции!

— Детей тоже будем уничтожать? — спросил один боец.

— Пуль жалко, дети сами подохнут. А завтра… будем вешать, экономить патроны. Вешать на уличных фонарях, на памятниках, на придорожных деревьях, — патетически наставляла Землячка. Революция не знает жалости.

— И евреев тоже, — вынес себе приговор один солдат.

— Что? что ты сказал? Кругом! Еще раз кругом!

Она уже держала маузер наготове и сделала два выстрела в живот жертве.

— Мосиондз! повесить на фонарный столб, сейчас же. В форме, пусть знают все: пощады не может быть никому, даже работникам НКВД.

— Но он еще жив, вон корчится весь.

— Давайте, я ему отрежу то, что болтается у него между ног. Снимите с него брюки.

Свою работу Залкинд выполнила за пять минут. Когда ему запихивала половые органы в рот, он уже был мертв.

— Повесить на столб, — приказала Демон.

За две недели было зверски убито свыше ста тысяч крымчан. Горы трупов свозились на окраины, их плохо закапывали в землю. Почерневшие трупы как бы вырастали из земли, представляя собой дикую картину. Среди них были и живые. Они выползали, ползком добирались до домов, где еще горел свет, и просили помощи. Но те, кто пока оставался жив, прятались за закрытыми дверями при выключенном свете и не могли оказать помощь кому бы то ни было.

— Патронов не хватает, — пожаловался комиссар Мосиондз, — что бум делать? Москва далеко; Ленин, он все еще не может оправиться после ранения, кто нам поможет?

— Сами себе поможем, — сказала Розалия, глядя на своего зама звериными глазами. — Я прикажу тебя расстрелять, — пригрозила Землячка.

— За что? Я перед вами ни в чем не провинился. Надо перейти к другим методам умерщвления врагов революции. К нам Бронштейн (Троцкий) должен приехать. В честь его приезда необходимо придумать что-то новенькое. Простые расстрелы, вспарывание животов, расстрелы в голову младенцев на глазах у матерей, слишком быстрое сведение счетов с врагами революции: они тут же дохнут, а надо, чтоб корчились, просили смерти у своего бога. Наш гость — великий революционер и второй человек в государстве, смотрел бы на этот спектакль и смеялся подобно Ильичу. Может, прижигать конечности ног?

— Я уже придумала, — воскликнула Землячка и наградила своего головореза поцелуем в щеку. — Надо достать веревки, крепкие и прочные веревки. Как можно больше веревок. Знаете, в море должны водиться акулы, им нужен корм. Этими

веревками мы будем связывать руки и ноги врагам революции и живыми кидать в море. Посадим на баржу, начнем связывать и сбрасывать. Попейте водички, буржуи проклятые. А еще надо груз привязывать к ногам, чтоб сразу шли ко дну, а поверхность моря останется гладкой.

— А детям будем связывать руки-ноги?

— Жалко веревки. А потом дети не умеют плавать. Можно привязать ребенка к матери той же веревкой и скинуть в море.

Второй ленинец Бронштейн (Троцкий), которого впоследствии на западе представляли, как борца с не менее жестоким головорезом Иосифом Джугашвили (Сталиным) в последние минуты отказался от поездки в Крым. У него были свои экзекуции. А Землячка пришла в ярость: она целую неделю сбрасывала людей в море со связанными руками-ногами, хорошо зная, что Ильич, когда об этом узнает, придет в неописуемый восторг.

Демон в юбке Розалия Залкинд по прозвищу Землячка внесла большой вклад в развитии большевистского Красного Террора в России 1918-23 годов в страшной, братоубийственной резне, затеянной инквизитором Лениным после Октябрьского переворота 17 года.

Среди Крымских головорезов в кожаных тужурках были и те, кто вздрагивал от бесчеловечных экспериментов Демона в юбке. Они ее боялись и посылали письма Ильичу. Ильич читал эти письма и хохотал.

— Заготовьте указ о награждении великой, несгибаемой революционерки Землячки Орденом Красного знамени и вызовите ее в Москву. Я лично буду вручать ей эту награду. А ты, Коба, учись, как бороться с врагами революции. Фотиева, давай Указ, срочно, — приказал Ильич своему секретарю Фотиевой.

— У менэ ест азиатский метод борьбы с контрреволюционерами: сверлишь дырка в доска, в этот дырка враг сует палец, ти берешь строганный клинышек и забиваешь молоток. Ти слышал такой метод?

— Ай, да Коба, ты мудрый человек.

— Мой предлагает еще жечь волос на голова.

— Ай, да Коба, великий революционер!

— Я благодарит тебя, Ильич.

Звериная жестокость психически неуравновешенной революционерки, зверски уничтоживший свыше ста тысяч человек в Крыму, заслужила бессмертье у покоренной нации за свои злодеяния. Десятки тысяч улиц названы именем убийцы. Ее похоронили на еврейском кладбище в Москве на Красной площади, которую все еще оскверняет труп самого жестокого, самого безнравственного отца и учителя Ленина. Землячка уничтожила почти все население Крыма, а Ленин — тринадцать миллионов. Рукоплещите ему, русские духовные рабы!

29

Тысячи безвинных женщин и мужчин, стариков и детей были убиты по приказу Дзержинского, а то и им лично. Он исполнял волю Ленина, а потом вошел в раж и уже не мог остановиться; и дня не мог прожить без того, чтобы не расстрелять десятка два обреченных.

За заслуги перед отечеством в деле уничтожения граждан собственной страны, после смерти варшавского бандита, в Москве был сооружен огромный памятник в самом центре города, и площадь долгие годы носила имя преступника.