Пляски на черепах
Шрифт:
«Дорогой ты наш, любимый ты наш, — писала старуха Бочкарева, жившая ранее до революции на подаяния, и бросившая троих детей на произвол судьбы в малолетнем возрасте, — дык почему ты до сего времени не исничтожил всех своих врагов? Стрелять их, колесовать их буржуев проклятых. Выдай мине ружжо и я пойду на последний бой, как у песне поется «это есть наш последний и решительный бой». Ну как твое здоровьице? А то у мене запор и в этом богатеи проклятые виноваты, плохо кормили до революции. Жаль, шо тебя раньше не было в России, а то революцию
Письма подобного содержания приходили и от рабочих коллективов. Это были отредактированные письма чекистами и другими партийными работниками. Они публиковались в прессе — газетах и журналах.
После покушения на Ленина страх испытали и головорезы в ленинском ЦК, кроме Кацнельсона и Дзержинского. Что будет, как жизнь пойдет без вдохновителя и организатора массовых расстрелов, ведь революция должна себя защищать. Только Дзержинский был в состоянии покоя, а иногда и блаженствовал. К этому времени его ВЧК уже стала государством в государстве, она никому не подчинялась и что такое закон, мораль, элементарные права граждан, не признавала и не могла признавать, как и вождь, который ее создал. Но даже второй головорез Дзержинский не переставал признавать мудрость и принципиальность вождя. К этому времени Ленин уже утвердился в статусе земного бога, но для вида, как всякий оборотень, отнекивался, проявляя «скромность», но это еще больше подзадорило членов ЦК и всех советских граждан. Если писал председатель сельского совета, а он обязан был это делать, то он писал от имени всех односельчан и даже принуждал ставить свои подписи в конце текста, полного славословия.
Ленин даже не ожидал, что афера с покушением принесет ему такие дивиденды. По существу, именно с «покушения» на жизнь Ильича начался культ личности вождей. Первые два были самыми кровавыми. На смену еврею пришел кавказец, ставший гением, великим ученым без среднего образования.
Но самое главное заключалось в том, что Ленин и головорезы перешли от разрозненного террора к массовому. Немного погодя, в одном из московских парков на глазах у гуляющей публики, стали расстреливать оставшихся в живых царских министров — Щегловитова, Хвостова, Протопопова, Восторгова, Белецкого и еще с десяток случайных простых людей.
Некий уцелевший эсер Штейнберг выразил протест против уничтожения людей да еще в людном месте, и тут же был расстрелян как предатель без суда и следствия.
— Наоборот, — воскликнул Ленин, — именно в этом настоящий революционный пафос и заключается. Неужели вы думаете, что мы выйдем победителями без жесточайшего революционного террора? Если мы не станем расстреливать на месте в массовом масштабе, то какая это великая революция? Это одна болтовня, каша.
Как это ни удивительно, массовый террор стал приносить Ленину и его камарилье то, чего он ожидал от массового террора. После применения такого террора в Красной армии, воевавшей под Казанью, солдаты пошли в атаку и выиграли сражение.
Собравшийся партийный анклав 5 сентября, на котором выступал варшавский бандит Дзержинский, ставший железным Феликсом в России, принял постановление о проведении массового террора. Подлежали расстрелу, депортации в концлагеря практически все граждане России.
Ленин не присутствовал на этом сборище, собрание вел Кацнельсон-Свердлов. Ленин после «покушения» отправился на короткий отдых, а партийный товарищ Надя осталась дома, она помогала прислуге протирать окна. Однако отдых продлился всего неделю. Надо было ехать в Кремль принимать сводки с фронтов, давать указания работникам ВЧК, следить, чтоб они не проявляли буржуазный гуманизм по отношению к врагам революции.
Постановление Совета Народных Комиссаров
Ленин покрутил головой и решил, что не все учтено. А если так, то он просто обязан следить за всеми процессами массовых расстрелов. Здесь в этом постановлении не учтен страх. А страх, как известно, фундамент революции. Страх должен господствовать и в социалистическом обществе. Без страха коммунизм не построить. А заложники? Почему они здесь не учтены? Как это так? Надо учредить институт заложников. Я внесу проект декрета: в каждой хлебной волости 25–30 заложников из богачей (зажиточных крестьян), отвечающих жизнью за сбор и ссыпку всех излишек зерна. Надо расстреливать всех, даже сомневающихся, никого не спрашивая, ни с кем не советуясь, не допуская при этом идиотской волокиты.
Идиот, идиотская волокита, как созвучно, не правда ли?
Став отцом массовых расстрелов и концентрационных лагерей, Ленин проникся гордостью за свое детище. Он намеревается поделиться достижением со своими соратниками в западных странах, но пока не получается. Надо сказать, что западная Европа действительно испытала страх перед так называемой Русской революцией, а точнее перед большевистским переворотом и страшной, бесчеловечной резней в России. Даже социалисты, кто симпатизировал раньше Ленину, сделали несколько шагов назад, чтобы дистанцироваться от подобной мясорубки. Россия объята пламенем: восстаниями, массовым террором, заложниками, выселением в лагеря. Кто знает, как выглядела бы Европа сегодня, если бы не было кровавой большевистской мясорубки в России?
Ленин сунулся в Польшу со своей революцией, послав туда красноармейцев во главе с маршалом Тухачевским, но поляки разгромили непрошеных гостей. Мировой революции не получилось. И он решил, что не может заниматься другими делами, надо беспощадно выкорчевывать кулаков, сомневающихся, несогласных, сочувствующих империализму сначала в своей стране, а потом уже можно будет попытаться еще раз поднять западноевропейскую голь на мировую революцию.
В ВЧК хорошие ребята, они с достоинством выполняют свой долг, но иногда проявляют либерализм, жалось. Расстрелы участились в самой ВЧК, это очень хорошо, значит, Феликс очищает свои ряды.
Тут и старый друг Ганецкий вылупился со своими предложениями, он, видите ли, усмотрел разногласия между партийными организациями и ВЧК. Что ему ответить, старому еврею? А вот, товарищ Ганецкий, изложите свои соображения товарищу Дзержинскому. Как он скажет, пусть так и будет. ВЧК — это мое детище, партия тоже. «Хороший коммунист в то же время есть хороший чекист».
Нам не только нужно выселять, но и лишать гражданства… за малейшую провинность. А еще провокационные ловушки. Согнать всех ночью в чужой уезд, а там новые порядки, новая, вернее, старая власть. Сопровождающим покинуть всех. А там… переодетые чекисты начинают агитировать, прививать любовь к старой власти. А потом, кто пожелает, может написать заявление, что хочет жить при старом режиме…, расстрелять, опубликовать в печати, чтоб знали все и боялись.
Размышления вождя прервал Бухарин. Человек довольно интеллигентный и образованный в отличие от вождя и всей его камарильи, начал высказывать опасения, что ВЧК стала совершенно самостоятельной организацией и, похоже, это государство в государстве. Есть случаи самосуда и в партийной среде, когда чекист может обнажить револьвер и выпустить обойму патронов и в партийного работника. Хорошо ли это?
— Товарищ Бухарин. Сейчас сюда войдут очень близкие мне люди, и мы вчетвером обсудим эту ситуацию.