Пляски на черепах
Шрифт:
Не будет грешно сказать и о том, что в Инессе дремало что-то авантюрное, что-то такое, что заставило ее перевернуть свою жизнь с ног на голову. Она не только оставила, без каких-либо причин мужа и четверых детей, но еще увлеклась революционной деятельностью, а за ней потянулся и ее гражданский муж. Они оба были судимы и отправлены в сибирские лагеря, откуда бежали во Францию, где ее муж умер от чахотки, Инесса овдовела и осталась матерью одиночкой.
Для Инессы, начитавшейся революционной, в том числе и марксистской литературы, семья как таковая, обязанности матери, ничего не значили, а для Ленина никакой морали не существовало,
Как всякая женщина, Надежда Константиновна встретила новую подругу в штыки и грозилась уйти из семьи, но для Ленина это оказалось неудобным: Инесса была создана для любви, но не для кухни, не для роли домохозяйки. Поэтому немного подумав, он подошел к Наденьке, погладил ее по голове и сказал:
— Не уходи, будем жить втроем. Будь моим партийным товарищем. Этого требует дело революции.
Товарищ Надя поплакала, сняла очки, вытерла глаза и только потом стала кивать головой в знак того, что она согласна.
Так начался короткий романтический период в жизни будущего палача России. Прогулки по горам Швейцарии, пикники, долгие беседы о будущей мировой революции покорили сердце Инессы настолько, что она уже не мыслила своей жизни без Ленина и готова была, если понадобиться последовать за ним на каторгу. В отличие от Нади, Инесса была женщиной опытной, бурной в постели и, несмотря на многочисленные роды, не шла ни в какое сравнение с флегматичной и холодной супругой будущего вождя. Ленин не мог не оценить этого: все было настолько романтично — не передать словами. И эта романтика могла бы сохраниться на долгие годы, если бы Ленин за полгода до встречи с Инессой не посещал дом терпимости, где одна из проституток наградила его тяжелой, неизлечимой в то время болезнью — сифилисом.
Но для двух революционеров-профессионалов такой пустяк как болезнь по имени сифилис, мало что значила. Несколько позже это начало сказываться, доставлять некоторые неудобства, но ведь и Володя, и Инесса были стойкими революционерами, — что там какие-то неудобства по сравнению с мировой революцией?
Ильич ко всему прочему стал внушать Инессе, что чем больше половых контактов, тем легче переносятся беспокойства и пройдет года два-три и этот проклятый сифилис вовсе должен исчезнуть. Инессе казалось, что это так и есть. Таким образом, обиды и обвинения никак не могли пробежать между двумя влюбленными, наоборот, буржуазная болезнь еще больше сблизила их. И тот и другой были счастливы. Такое может быть только в среде великих людей. Редко когда история узнает великих людей, кто они на самом деле, что собой представляют. Свидетельство тому — жизнь Инессы и Владимира Ильича. Семьдесят лет он у нас почитался святым, эдаким солнышком, которое взошло над Россией в 17 году и ни разу не заходило, вплоть до падения варварского режима.
Влюбленная парочка иногда разлучалась. Инесса уезжала в Париж, обращалась к врачам за помощью, но инкогнито, под чужой фамилией. Так требовал Ильич, любивший конспирацию. Ленин мог поменять место жительства, но тут же сообщал ей свое местонахождение. Иногда она писала ему длинные лирические письма, отличавшиеся хорошим слогом, большой душевностью, они всегда дышали любовью и преданностью. Ленин на это не был способен, он путано излагал свои мысли, замешанные на непонятных марксистских выражениях, хотя он очень стремился подражать Инессе. Но стиль Ленина был слишком сухим и бедным по сравнению
«Телефон опять испорчен. Я велел починить и прошу ваших дочерей мне звонить о вашем здоровье (и далее): выходить с температурой 38 и до 39 это прямое сумасшествие… я прошу следить за вами и не выпускать вас никуда». Или… «Тов… Инесса, звонил вам, чтобы узнать номер калош для вас. Надеюсь достать. Привет! Ленин». Вот он ленинский стиль писем к любимой женщине.
Однако Инессе любая революционная риторика казалась чем-то возвышенным, грядущим, а автор сухих писем душой и сердцем — героем, революционером, который, судя по его все более возрастающему авторитету, может изменить мир, сделать его радостным и процветающим. И она была рада любой строчке, как бы коряво и сухо она не выглядела.
Восемь лет общения сблизили Инессу не только с Лениным, но и с его законной женой Надеждой Константиновной. Образовался некий семейный триумвират, на который партийные товарищи смотрели сквозь розовые очки. Ильич, правда, старался наделять Инессу качествами особо доверенного партийного товарища и как это ни удивительно, многие верили в надежде, что с доверенным партийным товарищем можно построить более близкие отношения.
Инесса очень обрадовалась, когда в 17 году Ильич пригласил ее в бронированный вагон, направлявшийся в Россию по заданию немецкой разведки для деморализации русской армии, с которой воевала Германия, для организации масс и последующего переворота.
Возлюбленный Инессы захватил власть без особого труда, без пролития крови, но он вдруг переменился и начал воевать с собственным народом. Он упивался кровью народа, и сама Инесса его уже как будто мало интересовала. Тяжелой болью это отдалось в сердце романтичной француженки: русский медведь показал силу и стал ходить по трупам, которые валялись на улицах, площадях, корчились в подвалах. А сподвижники палача как покорители мира, расхаживали в кожаных тужурках с наганами в карманах и ловили молоденьких аристократок, чтоб изнасиловать и надругаться над ними.
Переезд в Москву палача и его камарильи вселял Инессе надежды на изменения к лучшему. Но Ильич, ее Володя, как пес с цепи сорвался, дал команду чинить погромы не только по Москве, но и по всей стране, ему надо было задушить русскую интеллигенцию, поставить на колени имущих, а их имущество сжечь, национализировать, уничтожить. Вчерашние воры и уголовники стали править бал в стране. Возник голод и мор.
Она уже жила отдельно от Ильича и работала в Моссовете, зарабатывала себе на кусок хлеба. Впервые одиночество, равное духовной смерти, подкралось к ней и стало опустошать душу. То ли она ожидала от Володи?
«Пройдет ли это ощущение внутренней смерти, — пишет она в 1920 году. — Я теперь почти никогда не смеюсь. Как мало теперь я стала любить людей. Раньше я, бывало, к каждому человеку подходила с теплым чувством. Теперь ко всем равнодушна. Я живой труп и это ужасно. Я хожу среди людей и стараюсь скрыть от них свою тайну, что я мертвец среди живых, что я живой труп. Сердце мое остается мертво, душа молчит и мне не удается укрыть от людей свою тайну».
Она сообщает Ильичу, что ей надо съездить в Париж отдохнуть и подлечиться, но Ильич не дает добро на это. Он настоятельно, почти в приказном порядке, советует ей поехать на юг и у нее нет выбора. Инесса отправляется на юг в свою последнюю поездку.