Пляж острых ощущений
Шрифт:
— Только на работе не пить! — грозно крикнула я ему вслед, но он уже заказал себе кружку пива и затеял дебаты с «коллегами».
Я пришпорила своего коня, газанула так, что взлетели даже жирные, неподъемные голуби, и понеслась дальше.
Мысли путались, словно нитки из разных клубков и было сложно выбрать одну и додумать ее до конца.
Где Бизя? Скорее всего, он ранен и скрывается где-то у старых друзей. Со мной он не связывается, чтобы не делать меня сообщницей, ведь получается — он сбежал. Он совершенно точно знает, что я закушу
Черт, но кого же тогда мы похоронили? В машине было три человека, все три и погибли! Это зафиксировано, подтверждено, запротоколировано, проверено. Нет! Думать об этом нельзя, потому что никто, кроме Бизи, не мог написать на песке то слово, которое я видела утром.
Если только оно не почудилось мне.
Сама не знаю как, я очутилась недалеко от пляжа. Впрочем, в этом городе куда не поедешь, все равно окажешься рядом с пляжем. Я вспомнила про обезьяну, купила в киоске фруктов и поехала на «Жемчужный».
Спасательный пост выглядел очень заброшенным. Щит с надписью перекосился, спасательный круг кто-то украл, на песке не было ни одного следа, ведущего к вагончику. Открыв дверь, я с удивлением обнаружила, что мартышки в вагончике нет. Наверное, приходил матрос Ленька и ему удалось наконец выгнать наглую обезьяну. Хотя, если честно, я очень расстроилась, не найдя Яны. Она показалась мне родственной душой. Уж если что втемяшится в голову — не выбьешь. Задумала поселиться в вагончике — и поселилась. И добилась, что ей приносят сюда бананы, творог, убирают в углу, который она избрала себе туалетом. И куда она подевалась?!
Я отдраила пол, прибрала разбросанные кругом вещи и, не раздеваясь, плюхнулась на кровать. Подушка пахла Бизей, и я сделала над собой усилие, чтобы не разреветься.
Придумала я себе заветное слово, или оно действительно было написано на песке?
Жалко, что удрала обезьяна. Жалко, что я ни с кем не могу поделиться своим открытием, своим нетерпением, своей…
Я не заметила, как заснула.
Меня разбудили кошачьи вопли. Спросонья я не сразу сообразила, что это звонит мобильный, и пару раз крикнула «брысь!», прежде чем схватить трубу.
— Доча! — крикнул мне в ухо Сазон. — Ты куда провалилась?! Домой носа не кажешь, даже не ночуешь! Мужика что ли нашла?!
— Скажешь тоже, — возмутилась я.
— Мажешь рожу?! На свидание собралась?!
— Блин! — вырвалось у меня.
— Финн?! — удивился дед. — Ну, сынку вернется, он этому финну рожу-то отполирует!
Разговор становился невыносимым, и я уже было хотела нажать отбой, но дед заорал:
— Доча, я вот чего звоню! Дом я тот решил все-таки купить, да только Генка уперлась — не нравится он ей!
— Почему?!
— Да при чем тут почем? Не в деньгах дело. Ей какой-то китаец с местного рынка напел, что у этого дома плохой фэншуй! Ты девка современная, в фэншуях должна разбираться. Может, подъедешь завтра, глянешь, врет китаец,
Я хорошо подумала, прежде чем произнести фразу: «Я ничего не понимаю в фэншуе», поэтому сказала только короткое: «Нет».
— Ну и договорились, — обрадовался Сазон. — Жду завтра в двенадцать часов у банка «Морской».
Спорить было бессмысленно. Разговор продолжать — тоже, но я все же не удержалась и крикнула:
— Бизя живой! — Голос сорвался и я тут же пожалела, что сказала это по телефону. Уж не знаю, что там почудилось деду, только он строго сказал мне:
— Ты давай там распутство свое заканчивай и домой возвращайся. Сынку вернется, спросит меня: «Где Элка?», я что, скажу «С финном гуляет»? Ты ж понимаешь, — начнется война с Финляндией и не факт, что мы победим! Доча, пожалей родину, возвращайся!
— Тьфу! — в сердцах плюнула я и нажала отбой. Полежала немножко и обнаружила, что за окном стремительно, как это бывает только на юге, темнеет, а значит — уже наступил вечер и нужно, действительно, поехать домой, а то Сазон неизвестно чего там еще напридумывает. Я встала, пригладила волосы, поцеловала подушку, которая пахла Бизоном, и вышла из вагончика.
«Харлей» мой застоялся, заскучал на стоянке, поэтому рванул с места так, будто не я управляла им, а он сам решал, как ему ездить — быстро или не очень. Когда я уже выехала на трассу, вновь замяукал мобильник. Я уговорила «коня» сбавить скорость и на ходу схватила трубу.
— Элка, — прошелестел в ухо тихий умирающий голос, — не поминай лихом, прости за все, вспоминай обо мне только хорошее…
— Кто это?! — заорала я, чувствуя, как по спине дружным строем побежали мурашки. — Кто?!!
— Ну вот, ты меня уже даже не узнаешь! — Раздражение прибавило голосу красок и я узнала в нем Бэлку. — Значит, я все правильно сделала, значит, все верно… — снова сбилась она на умирающий тон. В трубке запикали короткие гудки и я почувствовала, как волосы под шлемом встают дыбом.
Не сбавляя скорости, подрезав большой грузовик и чуть не протаранив военный ГАЗик, я развернулась и помчалась в обратном направлении. «Харлей» не пришлось уговаривать прибавлять ходу — он летел как ракета, он даже сам знал дорогу, я могла закрыть глаза и расслабиться.
Я не стала проверять, открыта ли дверь в дом, а сразу сиганула в гостиную через окно.
В комнате царил полумрак. Бэлка лежала на том самом диванчике, на котором я без сна промаялась всю предыдущую ночь. Она не обратила на меня никакого внимания и безучастно пялилась в потолок. С виду Бэлка была цела и невредима, если не считать расцарапанного лица. На ней почему-то было открытое вечернее платье благородно-бордового цвета, и, кажется, она напялила на себя все бриллианты, которые только имела. Они блестели и переливались в ее ушах, на груди, на пальцах, запястьях, даже на щиколотках.