Пляж острых ощущений

Степнова Ольга Юрьевна

— Ты гений, — без энтузиазма сказала Беда.

— А ты дрянь, — прошептал я, нажимая отбой.

Чем я заслужил такое бессовестное вранье? Тем, что выжил?

Жалость к самому себе подкралась к самому горлу и попыталась подавить все другие чувства — раздражение, ревность и любопытство. Чтобы не дать этой жалости разгуляться в полную силу, я начал действовать. Раз уж я решил следить за Бедой, нужно довести до конца это гнусное дело. А потом припереть Элку к стенке. И посмотреть, как она будет выкручиваться. А потом… потом простить и помиловать, потому что невозможно казнить того, кого любишь.

«Харлей»

я бросил в укромном местечке — в густых зарослях тутовника, а сам обошел дворец с тыла. Здесь высокий забор подпирали деревья и с той и с другой стороны. Оставалось только надеяться, что на территории дома нет собак, а по периметру ограждения не пропущен электрический ток. Я виртуозно справился с нетрудной задачей — залез на дерево, с него перелез на другое — по ту сторону забора. Потом спустился вниз и очутился на зеленой лужайке. Ряса мне в этих упражнениях не помешала. О сломанных ребрах я начисто позабыл.

Парадная дверь особняка оказалась открытой. Я толкнул ее и оказался в просторном, но темном холле. Наверх вела широкая лестница. Судя по отдаленным голосам, Элка с дамочкой успели подняться на верхний этаж. Дом показался мне нежилым и это удивило меня. Разве такие крутые дома практически в центре города бывают нежилыми? А если даже это и так, то что делать тут Элке и расфуфыренной фре?

Я миновал второй этаж, поднялся на третий, но обнаружил, что это еще не все — есть лесенка, которая ведет еще выше, под купол, и именно оттуда слышны женские голоса. Я умею двигаться бесшумно и быстро, армейские навыки в критических ситуациях не раз спасали мне жизнь. В два прыжка преодолев узкую винтовую лестницу, я оказался на маленькой балконной площадке с перилами. На площадку выходила дверь, из-под которой лился слабый, неяркий свет. Элкин голос что-то громко и раздраженно вещал. Я сделал над собой большое усилие, чтобы не распахнуть эту дверь и не заорать:

— А что, нынче перепела под золочеными куполами несутся?!!

Так себе был вопросик, но оригинальнее и умнее ничего в голову не пришло. Элка, конечно, найдет, что ответить, но за то минутное замешательство, которое промелькнет в ее наглых глазах, я готов был рискнуть.

— Что?! — завизжал вдруг незнакомый мне женский голос. — Уж не хотите ли вы, Инна, сказать, что я стала вашей заложницей?!!

— Вам нужно запомнить, что меня зовут Элла, — отчеканила по слогам Беда. — Насчет заложницы вы немного преувеличиваете, но где-то как-то это можно назвать и так.

Я передумал возникать на пороге с дурацким вопросом и ухом припал к двери.

— Вы будете сидеть в этой «светелке» до тех пор, пока не вспомните, что связывало вас с Маргаритой Лялькиной, Игорем Матвеевым и Иваном Петушковым. Если не вспомните, я запру вас. Окон здесь нет, дом нежилой, хоть заоритесь. Хоромы вполне соответствуют вашему звездному статусу. Как только вы все мне расскажете, можете проваливать на все четыре стороны.

— Но… я больна!! У меня сотрясение мозга! Вы не имеете никакого права…

— Имею, — отрезала Элка. — Из-за вашего молчания могут погибнуть люди. Из-за вашего молчания я не могу открыто жить с человеком, которого люблю.

Я чуть не зарычал под дверью от удовольствия. Я даже кляп соорудил из рясы и заткнул им

себе рот, чтобы не обнаружить своего присутствия. Наконец-то я услышал от Беды эти слова! Пусть я их подслушал, пусть они сказаны вовсе не мне, но я их услышал!

Если, конечно, под любимым человеком она подразумевает меня.

— Это бред какой-то! — Судя по интонации, фря попыталась усмехнуться, но в голосе у нее задрожали слезы. — Это бред! Вы понимаете, что творите?! Я известный в стране и за рубежом человек! Меня будет искать… будет искать ФБР… ЦРУ… ООН… Интерпол… Вас посадят! Надолго!!!

— Ну и пусть, — сказала Беда.

Я не видел, но знал, что при этих словах Элка пожала плечами и отрешенно уставилась в потолок. Этот жест, сопровождаемый репликой «Ну и пусть!» всегда приводил меня в бешенство. То же самое чувство, вероятно, посетило и фрю. В комнате послышался грохот и звуки борьбы. Когда все утихло голос Беды сообщил:

— Зря вы на меня нападаете. Я сильнее вас. И злее. И самое главное — справедливее. А справедливость придает немереных сил, так что вспоминайте, рассказывайте, и я отвезу вас в гостиницу, или больницу — куда прикажете!

— Вы обманом заманили меня сюда!

— Вовсе нет. Я сказала, что лучший в городе журналист хочет взять у вас интервью для глянцевого журнала. Вы, наплевав на запреты врачей, сами сбежали из больницы. Считайте, что лучший журналист — это я! Считайте, что это я беру у вас интервью! Отвечайте, как вы оказались той ночью на пляже? Зачем сняли бунгало? Вы знали убийцу?

— Чей это дом?

— Мой!

— У вас не может быть такого роскошного дома!

— Вы судите о людях, опираясь на свой мелкий, ничтожный жизненный опыт. Я читала вашу книжку. Это убогий сборник убогих советов для слабоумных дур!

— Вон отсюда!!!

— Что?!

— Вон, вон отсюда! Вы взяли меня в заложницы, ну и отлично! Шикарный пиар! Я с удовольствием просижу здесь, пока меня не освободят под прицелом множества телекамер! Меня покажут по всем каналам! Пресса передерется за кадры освобождения самой известной русской в Голливуде! Я не собираюсь отвечать ни на один ваш вопрос. Кто вы такая? Шестерка. Девчонка на побегушках! Распорядитесь доставить сюда зеркало и косметику. Зеркало и косметику!

За дверью повисла мрачная тишина. Насколько я понял, Беда здорово вляпалась. Насколько я понял, в ее голову залетела шальная мысль похитить Юлиану Ульянову и допросить ее. Только чей это дом? Почему Элка называет его своим? Как она будет выпутываться из ситуации? Ульянова здорово умыла ее, выразив готовность посидеть в заточении и срубить на этом свою долю славы. Похоже, на этот раз мы окажемся за решеткой вдвоем.

Интересно, сможем ли мы с Элкой когда-нибудь жить по-человечески — тихо, спокойно и законопослушно?!

За дверью снова послышалась драматическая возня. Я уже было хотел войти, но вдруг замяукала полоумная кошка. Я вспотел под своею рясой, прежде чем понял, что это трезвонит мобильный, висевший у меня на шнурке, на шее. Нужно было бы отключить трубу, но я схватил ее и шепотом крикнул:

— Алло!

— Элка, это я, Бэлка! — сообщила трубы запыхавшимся женским голосом.

Возражать, что я не Элка не было никакого смысла, и я промолчал.