Пляж острых ощущений
Шрифт:
— Шарова, ты чокнулась. — Я взяла со стола шампанское и отхлебнула пару глотков.
— Не перебивай, — пихнул меня в бок Бизя.
— Может и чокнулась, — сказала Бэлка. — Только я тогда первый раз в жизни поняла, что это такое, когда внутри словно лампочка вспыхивает и озаряет всю твою прошлую жизнь, и настоящую, и будущую, и будто голос какой-то говорит: вот оно — твое, только твое, бери, не бойся, оно предназначено только для тебя, хоть и выглядит все это внешне неправильно, непристойно и…
— Типа любовь с первого взгляда, — перебил Бизя ее невнятные излияния.
— Считайте, что так, — пожала Бэлка плечами. — Только это что-то немножко большее. Вера, если хотите. Я заглянула тогда в темном парке в его глаза и поняла… что верю ему. Верю, что он не убийца, он — палач, а палачи не
— Ну-ну, — не выдержал и усмехнулся Бизя.
— Не перебивай, — пихнула я его локтем в бок.
— Я тогда, в парке, не сказала тебе, Элка, что заметила на нем куртку охранника, а на рукаве — ярко-желтую нашивку. Еще я не сказала тебе, что видела у него в руках дубинку. Мое восприятие в тот момент было настолько обостренное, что я заметила все! Даже то, что у него нет фаланги на мизинце! Изображение этого парня осталось в моем мозгу с фотографической точностью, со всеми деталями! Это потому, что лампочка у меня внутри вспыхнула. Такое было у меня первый раз в жизни, и я… поверила себе, своим ощущениям, своему сердцу! Я не последний человек в городе, и по своим каналам разузнала, что ярко-желтые нашивки на форменных куртках используют в городе только а одном месте — закрытом яхт-клубе «Морские дьяволы». — Бэлка замолчала. Носков взял ее руку в свою и сжал так, что кончики Бэлкиных пальцев побелели. — Мне не составило труда разузнать, как зовут охранника, у которого покалечен мизинец. Элка, я продала свой дом и купила эту яхту. Я нашла двух поручителей и стала членом этого клуба. В первый же день, когда я смогла придти сюда, я направилась в будку на автостоянке и познакомилась с парнем по имени Ювеналий. Элка, ты знаешь, что значит — Ювеналий?! Это праздник! Праздник юности!! Даже имя у него такое, что смогло меня зацепить! В душной, тесной, отвратительной будке мы проговорили с ним до утра. Он мне все рассказал! Он рассказал мне, почему это делал!
Дальше все стало происходить, как во сне. Мы стали близки с ним в эту же самую ночь, в этой будке, и не было места, больше подходящего для нашей странной любви, именно потому, что будка была тесная, душная и отвратительная. Я чувствовала себя преступницей. Я чувствовала себя спасительницей! Я знала, что вступила на путь, с которого уже не свернуть.
Я продала свои клубы. У меня был один знакомый грузин, который давно мечтал прибрать к рукам мой бизнес, поэтому сделку оформили фантастически быстро. Деньги я все положила на карты, с которых могу снять их в любой стране мира. Мы хотели уехать из страны… завтра. Завтра! На яхте пересечь границу! Я понимала, что Юву ищут и что с такой особой приметой, как у него, нас не спасут никакие чужие документы! Я хотела спасти его и себя. А еще я хотела тебе все рассказать, Элка. Но ты не звонила, не приезжала, ты испарилась, пропала. Я все телефоны твои оборвала, но абонент все время был недоступен. Я решила, что не нужна тебе больше, что ты полностью поглощена своей новой, счастливой жизнью!
Прости меня, Элка! Я уже несколько дней живу тут, на яхте. Мы готовимся к отъезду. Хотели завтра отчалить в новую жизнь. Я хочу, чтобы ты знала, что я… не оправдываю Юву, но я его понимаю. Я на его стороне!
— А ты знаешь, что несколько дней назад ударом в затылок был убит еще один человек? — усмехнулась я. — И на ладони у него была нарисована красная цифра пять!
— Юва, — Бэлка с ужасом уставилась на Носкова и выдернула из его плена свои побелевшие пальцы, — Юва, ты это сделал?! Ты обещал…
— Я выполнил обещание! — крикнул Носков. — Это не я убил человека в машине! Я узнал об этом только из местных газет! Послушайте меня, — он обратился к нам с Бизей и даже молитвенно сложил руки, — послушайте, я все вам сейчас расскажу! Все! Я думал, что возмездие рано или поздно придет ко мне в виде людей в погонах, — я ведь никогда особо не скрывался, убивая этих людей! — но оно пришло ко мне в виде женщины с влюбленными глазами. — Он опять схватил Бэлку за руку. — Я был не готов к этому! Я ко всему был готов, но не к этому! Я понял, как это… страшно, когда тебя любят! Как это здорово, прекрасно, но страшно, потому что ты рассчитывал, что никому, кроме себя, плохо не делаешь,
— Давай-ка все с самого начала, — сказал Бизон. — Я так понял, что все, что ты делал, было исполнено великого смысла. Похоже, ты взял на себя роль палача. Я знаю, что все, кого ты убил, или пытался убить, имели отношение к фирме «Гарант». Я знаю, что с девяносто девятого года по двухтысячный были убиты точно таким же способом — ударом по затылку, — шестнадцать стариков. Эти старики переписали свои квартиры на людей фирмы в обмен на пожизненную ренту и пакет соцуслуг. Рассказывай по порядку — кто ты, какое отношение имеешь к этим старикам или к этой фирме. Я имею право все знать. Я сидел за твои подвиги. Я чуть не погиб из-за них. У меня даже была могила!
— Я знаю. — Носков опять схватил сигареты и стал мять пачку в огромных ручищах. — Я знаю, что тебя приняли за меня и арестовали по подозрению в убийствах. Я прочитал об этом в местных газетах. Нам приносят их каждое утро на пост, чтобы мы не сдохли от скуки. Как только я узнал, что вместо меня пострадал другой человек, я решил идти сдаваться ментам. Я решил это в среду вечером, а в четверг утром по городу прошел слух, что ты погиб в страшной аварии. Я очень переживал тогда, но подумал, что тебе уже ничем не поможешь, а мне просто необходимо довести задуманное до конца.
В общем, все началось в девяносто шестом году. Мне было тогда восемнадцать и меня, как и всех парней моего возраста, призвали в армию. Меня воспитывал один дед, родители погибли в автокатастрофе, когда мне не исполнилось и восьми. Дед жизнь положил, чтобы я ни в чем не нуждался: был хорошо одет, до отвала накормлен, чтобы у меня всегда были карманные деньги. Мы никогда не жили на одну его пенсию, он постоянно где-нибудь подрабатывал — то вахтером на предприятии, то охранником, то киоскером, то билетером. А еще домой брал работу: он хорошо и недорого чинил всякую бытовую технику — электрочайники, телевизоры, магнитофоны, плееры, утюги. В общем, он мне даже компьютер купил, когда у всех пацанов дома стали появляться компьютеры. Я очень любил своего деда — Максима Семеновича Осокина. Он был моей семьей, моей мамой, папой, бабушкой, дедушкой. Я никого так не любил, как его. Вы должны меня понимать! — Носков выразительно посмотрел на Бизю. — Когда пришла пора идти в армию, у нас с ним и мысли не было отмазаться. Дед сказал: «Иди. Придешь настоящим мужиком, тогда и в институт поступишь. Я сам и служил, и воевал, хочу, чтобы ты эту школу тоже прошел».
Когда я уходил, дед был здоровым, крепким мужиком. Мы жили с ним в большой трехкомнатной квартире в центре. Дед всегда говорил: «Вот женишься, разменяем хоромы на две квартиры».
В общем, долго распространяться не буду, но со мной произошла история, которая случилась с очень многими парнями в нашей стране. На втором году службы в армии меня послали в Чечню. Во время боевых действий я получил тяжелое ранение в голову. Меня приняли за погибшего. В морге случайно обнаружили, что я жив и срочно увезли на операционный стол. Но по документам я так и числился мертвым.
Выкарабкивался я долго. Два года госпиталей. Операции, восстановление речи, мучительные попытки начать ходить. Но самое страшно было не это. Я потерял память. Она не хотела ко мне возвращаться. Я не помнил кто я, что я, откуда родом, есть ли у меня родственники. Не помнил!! В больнице меня все называли Павлик, и я, в конце концов, поверил, что я Павлик Костров.
Память вернулась внезапно. Однажды я проснулся ночью в больнице и вдруг все вспомнил. Все! И заорал. От боли, от страха, от всех этих воспоминаний, которые давили на череп изнутри, разрывали его на части. Прибежали врачи, медсестры, я перебудил всех больных своим криком. Мне вкололи снотворное, никто не хотел слушать то, что я вспомнил. Никто не хотел знать, что я не Павлик Костров!