Плюнет, поцелует, к сердцу прижмет, к черту пошлет, своей назовет (сборник)
Шрифт:
Солнце опять прожгло себе дыру в облаках. Стоя по-прежнему высоко, оно сияло, как медный таз.
Резко свернув, Нил покатил по улице, обсаженной толстыми старыми деревьями; дома здесь были поприличнее.
– Тут лучше? – спросил он у Джинни. – Ты ведь хотела тени? – С нею он говорил, понизив голос, доверительным тоном, тем самым как бы показывая, что переговоры с девчонкой – это чушь, на которую ей лучше не обращать внимания. – Ездим, смотрим достопримечательности, – сказал он, снова повысив голос и приобернувшись к заднему сиденью. – Сегодня у нас экскурсия, осмотр живописных мест по заказу
– Может, все-таки поедем уже, – сказала Джинни. – Может, поедем все-таки домой?
Тут, чуть не сорвавшись на крик, вмешалась Элен:
– Я не хочу, чтобы из-за меня кто-то не мог попасть домой!
– Ну вот и скажи тогда, как нам ехать, – сказал Нил. Он изо всех сил пытался держать под контролем голос, чтобы он звучал обыденно и трезво. И гнал с лица улыбку, которая норовила вернуться, несмотря на все его усилия. – Давай быстренько туда смотаемся, сделаем дело и поедем домой.
Еще через полквартала медленной езды Элен тяжко вздохнула:
– Ну, если уж заставляют, ну, ладно…
Путь предстоял, как выяснилось, не очень далекий. Въехали в следующий жилой комплекс, тут Нил, опять обращаясь к Джинни, говорит:
– Что-то не вижу я тут никакого ручья. Да и поместий никаких не наблюдается.
– Что? – переспросила Джинни.
– Так написано. На табличке: «Поместья Серебряного Ручья».
Должно быть, он прочел дорожный указатель, которого она не заметила.
– Здесь поворот, – сказала Элен.
– Налево или направо?
– Туда, к свалке.
Проехали мимо территории, на которой высились груды автомобильных кузовов, лишь частично скрытые провисшей изгородью из кровельного железа. Потом в гору и, въехав в ворота, оказались в щебеночном карьере – огромной яме, прорезавшей гору чуть не до самого центра.
– Ну вот. Там, впереди, это их почтовый ящик, – с важностью пояснила Элен, а когда подъехали ближе, вслух прочла имена: – «Мэтт и Джун Бергсон». Это они и есть.
На короткую подъездную дорожку с лаем выскочили две собаки. Одна большая черная, другая маленькая рыжая, похожая на щенка. Собаки принялись суетиться у колес, Нил нажал на клаксон. И тут еще одна собака, явно и умнее, и решительнее тех, – гладкошерстная, с голубоватыми подпалинами – выскользнула из высокой травы.
Элен на них прикрикнула, – дескать, заткнись, лежать, отвали.
– Из них из всех опасаться стоит только разве что Пинто, – пояснила она. – Остальные две просто трусихи.
Остановились на широкой, ничем особо не ограниченной площадке, где, по-видимому, когда-то складировали щебенку. По одну сторону площадки стоял крытый железом то ли амбар, то ли сарай для инструментов и инвентаря, а подальше, на краю кукурузного поля, брошенный сельский дом, почти весь кирпич из обкладки стен которого уже был растащен, и торчали темные бревна. Домом, в котором жили теперь, оказался трейлер с крыльцом и приделанным к нему навесом; за трейлером виднелся цветник, огороженный чем-то вроде игрушечного заборчика. И у трейлера, и у садика был опрятный, приличный вид, но вся остальная территория была завалена предметами, которые, может быть, как-то использовались, а может быть, были брошены просто ржаветь и гнить.
Элен выпрыгнула наружу
Джинни надела шляпу. До этого она все время держала ее в руке.
– Им просто надо было покрасоваться, – сказала Элен.
Нил тоже вышел из машины и твердым тоном стал с собаками переговариваться. Мужчина двинулся от сарая к ним. На нем была мокрая от пота лиловая футболка, липнущая к груди и животу. Мужчина был достаточно жирен, имел груди, а пупок у него торчал, как у беременной женщины. Выпирал под футболкой, будто подушечка для булавок.
Протянув руку, Нил пошел с ним знакомиться. Мужчина хлопнул ладонью о рабочие штаны, усмехнулся и пожал руку Нила. Что они говорят, Джинни слышно не было. Из трейлера вышла женщина, отворила игрушечную калитку, потом закрыла на задвижку за собой.
– Лоис ушла на работу, а туфли мои захватить забыла, – обратилась к ней Элен. – Я звонила ей, предупреждала, а она все равно забыла, вот мистер Локье меня сюда и подбросил, чтобы их забрать.
Женщина тоже была жирная, хотя и не такая жирная, как ее муж. На ней было розовое муму – платье-балахон гавайского фасона, разрисованное ацтекскими солнцами; волосы русые с золотом. Пошла по щебенке с видом скромного гостеприимства. Нил повернулся к ней, представился, после чего подвел к микроавтобусу, представил ей Джинни.
– Рада с вами познакомиться, – сказала женщина. – Это вы та леди, которая приболела?
– Ну что вы, со мной все в порядке, – сказала Джинни.
– Ну, раз уж приехали, зайдите в дом. Зайдите, зайдите. Что ж тут на жаре торчать.
– Да мы на секундочку заехали, – сказал Нил.
Мужчина подошел ближе.
– У нас, между прочим, кондиционер имеется, – сказал он. Осмотрел автомобиль, и сквозь добродушие на его лице проступила гримаска пренебрежения.
– Нам бы только туфли захватить, и все, – сказала Джинни.
– Нет уж, придется, придется вам задержаться, раз уж вы здесь, – сказала женщина (Джун, конечно же), посмеиваясь так, будто сама мысль о том, что они не зайдут, это какая-то неуместная шутка. – Зайдите, отдохните немножко.
– Да что же мы мешать вам будем? Вам же ужинать! – сказал Нил.
– А мы – уже, – сказал Мэтт. – Мы ужинаем рано.
– Но у нас столько салата с чили осталось! – вклинилась Джун. – Зайдете, поможете прикончить.
– О, спасибо, конечно, – сказала Джинни. – Но я не думаю, что смогу сейчас что-нибудь съесть. В такую жару я и думать о еде не способна.
– Тогда, может, что-нибудь выпьете? – нашлась Джун. – Есть имбирный лимонад, кока. А, вот что у нас еще есть: персиковый шнапс!
– И пиво, – сказал Мэтт, обращаясь к Нилу. – «Голубое» нравится?
Взмахом руки Джинни подозвала Нила ближе к ее окошку.
– Я не могу, – сказала она. – Просто скажи им, что я не могу.
– Ну пойми, ты же их этим обидишь, – зашептал он. – Они стараются проявить любезность.
– Но я не могу. Может, ты сам сходишь?
Он склонился ближе: