Плющ на руинах
Шрифт:
Однако Элдред не стал тратить силы и время на отвоевывание Тондерга, поскольку он лежал восточнее нашего пути на столицу. Если бы крепость сохранилась за нами, она хорошо прикрыла бы нас с фланга; однако теперь герцог смирился с потерей этого преимущества. По всей видимости, королевские маршалы были раздосадованы этим его решением, так как рассчитывали выиграть время для подтягивания новой армии. Королю удалось собрать немалое войско, куда вошли все его твердые сторонники и значительная часть колеблющихся; правда, пока формирование этой армии еще не закончилось, и нам противостояли лишь дежурные части, в основном перевооруженные и частично пополненные остатки разбитой под Крамменером армии. Герцог тоже не мог пожаловаться на полное отсутствие подкрепления, однако графы и бароны предпочитали выжидать до последнего и присоединялись к нам только тогда, когда войска Элдреда подходили к их землям вплотную. Тем не менее, зная от разведчиков о
Лето перевалило за середину, а мы достигли северной границы территории, некогда контролировавшейся мятежниками Роррена. Здесь их окончательно остановили, а потом стали теснить на юг королевские войска. С нами, однако, они пока ничего не могли поделать. Правда, теперь мы оставляли в тылу некоторые, наиболее укрепленные, вражеские крепости; это было довольно рискованно, но Элдред не хотел лишних потерь и задержек — он рвался вперед, к Траллендергу, надеясь закончить кампанию до осенней распутицы.
Наконец стало ясно, что решающая битва произойдет, по всей видимости, где-то в районе местечка Ральдены. Именно туда была стянута королевская армия; они обустраивались на позициях первыми, что давало им определенные преимущества. К тому времени, как разведка донесла о местоположении предполагаемого поля боя, мы находились оттуда в трех переходах.
Стояла теплая летняя ночь. Герцог и его свита пользовались гостеприимством местного феодала, армия же расположилась лагерем вокруг замка. После долгого пути верхом я заснул как убитый; однако около полуночи сквозь сон до меня донесся какой-то шум. Приученный походной жизнью к бдительности, я вскочил с постели. В коридоре слышался топот бегущих ног и какие-то крики; я кое-как оделся, схватил со стула меч и распахнул дверь. Мимо пробежал гвардеец с факелом и мечом наголо.
— Что случилось? — спросил я.
— Изменник! — крикнул он. — Поймали изменника!
— Не поймали, ловят еще, — поправил его товарищ по оружию.
Повинуясь внезапному импульсу, я выскочил в коридор и побежал за солдатами. Неужели Элдреду удалось наконец вычислить главного королевского шпиона, стоявшего за обоими покушениями и, вероятно, еще за какими-то подрывными действиями?
Мы выбежали на внешнюю стену замка. Кажется, схватка происходила на площадке угловой башни; в темноте я различил там фигуры солдат с обнаженными мечами, словно бы окруживших кого-то у внутреннего края стены. Но когда мы подбежали к ним, то увидели, что солдаты просто стоят и смотрят вниз. Там, на камнях двора, лежало тело человека в доспехах; в метре от него валялся меч. Внизу тоже поднималась суматоха, выбежали солдаты с факелами, и в их колеблющемся свете я различил большое пятно крови вокруг головы лежащего. Кровь была и на его мече; позже я заметил, что один из гвардейцев на площадке зажимает рукой рану на плече.
— Что здесь происходит? — услышал я голос герцога, появившегося из башни в доспехах и при оружии. Подошел лейтенант гвардейцев и принялся докладывать. Вскоре я уже знал, что случилось.
Похоже, что после неудачи второго покушения, когда подручная шпиона вынуждена была бежать, а в армии и в окружении герцога были введены усиленные меры безопасности, королевский агент оказался в незавидном положении. Будучи одним из офицеров, приближенных к герцогу, он все время оставался на виду и не мог даже отправить донесения, столь необходимые перед решающей битвой. Наконец он отважился на риск и попытался лично завербовать одного из гвардейцев. Шпион вел разговор очень осторожно, готовый в любую минуту отступить. Честный гвардеец заявил, однако, что разговор кажется ему подозрительным, и он доложит о нем начальству. Тогда шпион, опасаясь разоблачения, бросился на солдата с мечом, но тому удалось избежать смертельного удара и поднять тревогу. Шпион сражался отчаянно, как и подобает хорошему офицеру, но, будучи оттеснен на крепостную стену и осознав, что бежать не удастся, бросился головой вниз на камни.
Брови герцога поползли вверх, когда ему назвали имя агента. Это был Эдден Тагильд, человек, которого Элдред, а вслед за ним и я, считали абсолютно надежным. Герцог даже спросил, не обознался ли солдат, но тут же отмахнулся, осознав нелепость этого вопроса. Затем мы все спустились во двор осмотреть останки злоумышленника.
Его череп был совершенно размозжен; выбитый глаз плавал в луже крови. Лица нельзя было узнать, однако и фигура, и одежда, и, главное, фамильный перстень, с которым Тагильд никогда не расставался, подтверждали печальную истину: герцога предал один из вернейших, как мы думали, его офицеров. Неудивительно, что, несмотря на долгожданное разоблачение изменника, Элдред отнюдь не выглядел обрадованным.
29
Тагильд избежал пыток и казни, но не мог избежать позора. Его обезображенный
К этому времени, с учетом всех потерь и подкреплений и за вычетом гарнизонов крепостей армия Элдреда составляла тридцать три тысячи человек, по большей части — раттельберцев, то есть хорошо обученных и вооруженных солдат. Маршалы Гродрэда вывели в поле почти вдвое больше — около шестидесяти тысяч. По средневековым меркам, это очень большая армия, но, с другой стороны, и Корринвальд (по тем же меркам) немаленькое королевство. Гродрэду удалось добиться поддержки ряда феодалов северных областей страны, которые не участвовали в подавлении рорренского мятежа; на сей раз испуганный король предоставил им те льготы и привилегии, в которых отказывал прежде, и, таким образом, еще более ослабил центральную власть. Но королевское войско, по определению Элдреда, было «большим, но рыхлым»: в нем было слишком много тех самых ополченцев на плохоньких лошаденках, едва умеющих обращаться с оружием. С другой стороны, какие-никакие, а это были свежие силы, в отличие от прошедших с боями от границы Раттельбера солдат герцога.
Итак, под Ральденами сошлись почти все отмобилизованные вооруженные силы королевства; если бы в страну в это время вторглись, к примеру, грундоргцы, противостоять им было бы фактически некому. Но король Ральтвиак, как и говорил Элдред, больше всего боялся любых перемен и активных действий.
Военачальники Гродрэда, по всей видимости, ожидали, что герцог применит свою излюбленную тактику удара тяжелыми клиньями, разрывающими армию противника на части. Численное превосходство позволяло им думать, что на сей раз клин будет один и нанесет удар по центру. Поэтому в центре они выставили лучшие части, уцелевшие после Крамменера, в задачу которых входило любой ценой выдержать удар главных сил герцога; после же того, как наша атака захлебнется, «рыхлые» фланги должны были обрушиться на нас слева и справа и задавить своей массой. (Я говорю «нас», имея в виду армию; лично я, так же как и сам герцог и вся его свита, непосредственно в боевых действиях не участвовал.) Однако Элдред, в немалой степени благодаря разведке, понял их замысел, и избрал иную тактику, ослабив центр и усилив фланги. Сначала бой как будто развивался по диспозиции противника
— первый удар был нанесен по королевскому центру, правда, это был удар катапульт; все они били именно туда, по наиболее сильным частям, не расходуя ядер на остальное «рыхлое» войско. Ответная стрельба была довольно слабой — Гродрэд потерял слишком много катапульт под Крамменером и в других боях. Потом грозный внешне, а на самом деле ослабленный клин устремился в атаку, но, встретив сильное сопротивление, не попытался его преодолеть, как ожидали генералы противника, а начал довольно беспорядочно отступать. Искушение было слишком велико; центральные королевские полки рванулись вперед, в контрнаступление, и в это время наши мощные фланговые части, пропустив врага по центру, обрушились одновременным ударом на его «рыхлые» фланги. Качественное превосходство профессиональных солдат над баронскими дружинниками свело на нет численный перевес; боевые порядки противника сломались, там начался хаос, целые полки бежали с поля боя. Центральные королевские полки, вырвавшиеся вперед, внезапно оказались отрезаны от своих флангов и были атакованы с тыла. Они попытались развернуться и отразить эту атаку, что позволило нашим отступавшим центральным частям остановиться и вновь перейти в наступление. После ожесточенного сопротивления окруженное ядро королевской армии было разгромлено, после чего герцог велел преследовать отступавшие «рыхлые» части. Мы гнали их, рубя без пощады, пока всякое сопротивление с их стороны не прекратилось — теперь они думали только о бегстве. Несколько раз мы пытались обойти их справа и слева и замкнуть в кольцо, но безуспешно. Лишь когда наши люди и лошади выбились из сил, герцог остановил преследование.
На бумаге все это выглядит гладко; на самом деле победа досталась нам дорогой ценой. Под Ральденами мы потеряли почти пятнадцать тысяч солдат, в основном раттельберцев, и встали перед необходимостью пополнения армии «рыхлыми» отрядами союзников. Гродрэд потерял от двадцати пяти до тридцати тысяч, но у него оставалось еще столько же. И, разумеется, существовали еще колеблющиеся, способные примкнуть как к нам, так и к нему.
Заняв Ральдены, мы пересекли южную границу земель, принадлежавших непосредственно короне; в их центре лежал Траллендерг. Однако, хотя желанная цель была уже близка, мы не могли двигаться дальше. Армия нуждалась в отдыхе; но главное, она нуждалась в подкреплении. У нас еще были кое-какие резервы, которые подтягивались теперь из тыла, оголяя его; но чрезвычайно нужна была помощь других феодалов. Во все концы королевства мчались гонцы с ультимативными письмами Элдреда.