Плюшевые самураи (сборник)
Шрифт:
Алиса даже не стала доставать из сумки пистолет.
– Меня ждешь, Белецкий? – громко спросила она.
Вадим обернулся, дико вскрикнул. Винтовку отбросил в сторону, словно она обожгла ему руки.
– Алиса Игоревна… Я… Понимаете… Не губите!
– Что же ты за урод, Вадик? И женщину убить как следует не можешь. Колесо пробил не то, что нужно – побоялся на проезжую часть выходить… Конфеты Аркадию послал – знал, что он самый хозяйственный и ответственный из моих мужей, да против тебя это и обернулось… Из винтовки с оптическим прицелом с
– Стас и Серега, – всхлипнул Вадим. – Приятели мои… Они меня и подговорили… Твердили, что вы убедите Машу еще мужа завести. А я Машу люблю сильно…
– Любить тоже нужно иметь право.
– Не губите, Алиса Игоревна…
– Противен ты мне, Вадик. Размазня! Маше все расскажу. В полицию не пойду, ладно. И смотри – без глупостей. Я теперь все знаю.
– Больше никогда… Ничего… Ни за что!
Алиса повернулась к мужу подруги спиной, не спеша вернулась к тому люку, через который попала на крышу. Из девятого подъезда было ближе идти до машины. Вадим не попытался выстрелить ей в спину. Он лежал на крыше и плакал.
Вечером, чтобы снять накопившееся напряжение, Алиса позвала Глеба в ресторан. Пили шампанское, танцевали.
В самый разгар веселья позвонила Маша.
– Муж мне все рассказал, – сообщила она трагическим голосом.
– Не заморачивайся… На наших отношениях это никак не скажется…
– Не знаю, Алиса, не знаю… – голос Маши дрогнул. – Вадим оставил мне письмо в домашнем компьютере. И вскрыл себе вены в ванной комнате. Хорошо, что я быстро нашла его. Сейчас он в больнице.
– Вены он зачем резал? Боялся, что сдам его властям? Или что ты бросишь?
– Ты очень унизила Вадика там, на крыше. Одна, без оружия, ты запугала его… Он почувствовал себя на самом деле слабым и никчемным… Понял, что его доля – место младшего супруга.
– Кто-то направляет, кто-то идет следом, – выдохнула Алиса. – Он – размазня. Ни покушение толком подстроить не мог, ни с собой покончить. Ничего с ним не случится. Выпишется из больницы – я тебе адрес хорошего психоаналитика подскажу, Анны Петровны. Прекрасный специалист. Вправит ему мозги.
Маша всхлипнула.
– И, скажу тебе, подруга, ты сама виновата, – продолжила Волкова. – Ты не направила его вовремя на путь истинный.
– Может, и я виновата, – скорбно ответила Маша.
– Мужей распускать нельзя. Да и жен тоже. Вон, Суриков, бедный, до чего дошел… – Алиса усмехнулась и подмигнула Глебу, который слушал разговор, но без особого интереса. В дела жены он не лез. – Хочешь, приезжай, отдохнем, пока твой беспутный лечится… – предложила подруге Волкова.
– Мне вставать рано, – всхлипнула Маша и оборвала связь.
– Вставать рано! Мне еще ночью речь для процесса Сурикова писать… А сам процесс в десять. А сейчас – гуляем! Эх, придется тебе, Машка, Бориса у меня забрать! Пропадешь ты без него…
Глеб, слушая жену, довольно улыбался. Он по праву гордился Алисой, несмотря на все обиды. Так же, как и она им.
Побеждающая
Рассветный ветер поднимал на озере легкую, едва заметно плещущуюся рябь – так, что было неясно – то ли рыба играет, то ли волны гоняются друг за другом. Лес дышал уютной, прелой сыростью после вчерашнего дождя. Там было спокойно. А вот на озере, вдали, у другого берега, маячила черная точка.
Даша потянулась, вышла на слаженные из сухих веток мостки перед домом, заскрипевшие под ногой. Наклонилась к воде, умылась, пристальнее вгляделась в туманную даль. К ее Лесу, поскрипывая уключинами, плыла лодка. Скрип-скрип, скрип-скрип… Звук доходил едва слышным, отражаясь от воды. Гребли часто. Хотели скорее приплыть.
Встречаться с теми, кто плыл в лодке, у Даши не было никакого желания. Но оттягивать встречу не хотелось еще сильнее. Впереди был целый день… Поэтому она подняла руку, прошептала несколько слов – и ветер подул сильнее, прямо ей в лицо. Лодку повлекло к берегу скорее. Не веря своей удаче, гребцы взялись за дело с удвоенной силой: скрип-скрип-скрип, скрип-скрип-скрип…
Послушав шорохи Леса, вдохнув полной грудью аромат цветов и камеди, Даша вернулась в дом.
Красный, не греющий пока шар солнца еще не успел подняться высоко над горизонтом, когда со стороны озера донеслось:
– Дарья! А, Дарья!
Нет, чтобы тихо и вежливо дожидаться – они еще и орать смеют! Даша вышла на высокое крыльцо.
В лодке сидели двое. Совсем юный, вихрастый молодец с кажущейся добродушной веснушчатой физиономией – меч на поясе, кожаные сапоги… И пожилой мужчина в противной новомодной шапчонке: узкой, козырек – словно утиный клюв. Рубашки у обоих грязно-желтые, с осевшей на них степной пылью. Пахло от мужчин не очень хорошо: гарью, потом, прогорклым маслом.
– Что надо? – коротко спросила Даша. Чувствовала уже – не за помощью пришли. Просители и выглядят по-другому, и ведут себя иначе.
– Так, это, поговорить приехали, – пробасил молодой, с интересом разглядывая ее.
Ишь, не видел прежде! Лучше бы и не видел – спал бы спокойнее.
– Договориться, так сказать, – высоким, срывающимся голосом проблеял обладатель гадкой шапки. – Спасибо за дары, за помощь, целительница… Да только не все у нас ладно, в деревне. А совсем даже неладно.
– Сходите на берег, поговорим…
– Нет уж!
– Нет! – пробасил молодой. – Мы – парле… Пурла…
– Парламентеры, – солидно объявил тот, что постарше.
– Ну, так парламентируйте, – не очень приветливо предложила Даша. – Только почему бы из лодки не вылезти?
– Жабой потом по твоему Лесу прыгать не хочется, – заявил молодой.
Старается показаться решительным, наглым. Думает, поборол чары. Вода их в лодке ограждает. Ну да, конечно… Видала таких, молодых, в мечту влюбленных. Потом в Лес ходить все пытались… Недолго, правда. В Лесу долго не походишь без привычки. А привыкнуть никто не успел.