Плюсик в Чарму
Шрифт:
– Выяснить, кто оставил дверь в артефактную открытой. И вынести выговор! – строго отдавал приказы ректор.
Боевые маги смотрели на нас. «Вам повезло!», - улыбнулся молодой боевой маг.
– Поймите, - послышался рядом голос отца Дариуса. Он смотрел на меня виновато. – Дариус воспитывался без мамы. Она умерла, когда ему было три года. А мне некогда. Я постоянно, то на дежурствах, то в ночную… Видимо, я – отвратительный отец. Я поговорю с ним. Обещаю.
– Поговорите, - кивнула я, мысленно благодаря систему наблюдения.
Спонсор системы магического наблюдения встал на одно колено перед племянницей. И пытался неловко ее просморкать. Пипа вертелась и рыдала еще громче
– Тетя! Ты меня слышишь? А потом… потом Урфин стал ковырять заклинание, - на меня смотрели глазки моего Никитушки. – Мы ждали. Пипка ревела. А потом дверь открылась. Мы вышли. И нас схватил Горный Тролль!
– Кто? – произнесла огромная тетя, обижаясь. Она стояла неподалеку и поправляла прическу заклинанием.
– Простите госпожа Мильдора! – тут же спохватился Никита, вжав голову в плечи. – Это наш преподаватель по уходу за магическими существами. Просто… ее так называют старшекурсники….
Я смотрела на госпожу Мильдору с благодарностью. Судя по ее рукам, он и дракона на лету отловит. И Василиску хвост оторвет!
– Спасибо вам, - кивала я, улыбаясь и рассеянно гладя Никиту.
– Ох, уж эти дети! – басом ответила тетя. – А я в душе очень хрупкая и ранимая!
Все суетились, Никита что-то лепетал. А я просто обнимала его. И радовалась, как ребенок. Он жив, здоров…
– Это артефакты фонили! Поэтому не могли найти! – слышались обрывки фраз.
Я прижала Никиту к груди и сопела ему в ежик волос. Моя рука нащупала крошечную резиночку на тонких светлых волосах. А на губах заиграла улыбка. Из сбивчивого рассказа я поняла, что дети случайно прошмыгнули в какое-то хранилище артефактов. И дверь закрылась. А найти их не могли, потому что каждый артефакт излучает мощную магию. Вот магия и глушила сигнал.
Мне на плечо положили руку.
– Тебя можно? – послышалась знакомая насмешка.
– Можно, только осторожно, - шутливо отозвалась я, выпуская Никиту.
К нему тут же подбежали работники Академии, осматривая и проверяя, нет ли повреждений. Кто-то суетился. Ректор с кислой миной отдавал распоряжения о ревизии артефактов и проверке.
– Я хочу, чтобы ты поговорила с Пенелопой, - в голосе Физалиса слышалась мольба. Пипка рыдала, спрятавшись в дядю.
– Я пытался ей объяснить, что ничего страшного не произошло, но она… Короче, я не могу понять, почему она плачет!
– Как же не плакать? – обалдела я. – Она делилась секретиками с дневником, а о них узнали все!
– И что? – послышался шепот. – Узнали, так узнали. Я стер им память. И объяснил ей, что все забыли об этом. Но она продолжает плакать. И я не могу ее успокоить!
– Пенелопа, - ласково позвала я, беря девочку за руку. – Иди сюда…
– Нет, - пробухтела Пипочка, прячась в мантию дяди. Она вырвала руку и отвернулась. – Я ни с кем не хочу говорить про дневник… Мне стыдно… Это ужасно!
– Пенелопа, - я снова осторожно взяла ее за руку. – А с чего ты решила, что мы про дневник? А?
Я лукаво улыбнулась, видя заплаканное лицо и растрепанные волосы. Бедная маленькая девочка. Ничего себе какое потрясение!
– Я хотела рассказать тебе про Блу! – прошептала я ей на ухо.
– Как она? – спохватилась Пенелопа, растирая лицо и шмыгая носом. Я осторожно уводила ее по коридору. Позади меня разгорался нешуточный скандал. Все обвиняли друг друга во всех смертных грехах.
– С Блу все в порядке. Она уже чуть-чуть летает, - улыбнулась я, выводя Пенелопу в коридор. Там было много цветов в кадушках.
– Это здорово, - вздохнул ребенок.
– А теперь рассказывай, - прошептала я. – Нас никто не слышит. Что случилось? Почему ты плачешь?
– Не скажу,- насупилась Пенелопа.
– Давай, меняемся секретами! – предложила я. – Девочки ведь секретничают? Вот, держи, мой секретик. Я в детстве тоже любила мальчика по имени Стас. Но он сказал мне, что я рыжая. А он не любит рыжих!
– А мой дядя любит! – выдала Пенелопа. Где-то кого-то сдали с потрохами. – Ладно, секрет на секрет. Никатос казал, что …
Ее голос осекся.
– Никатос, пока мы сидели… сказал… сказал… что не любит меня! – всхлипнула Пипа, глядя на меня снизу вверх. Я посадила ее на подоконник и уселась рядом сама.
– Милая моя, - я обняла ее и прижала к себе. Такая маленькая, такая хрупкая. И тут первая любовь.
Из окна виднелся тот самый внутренний двор, в котором состоялась дуэль.
– Не слушай, что говорит мужчина, - прошептала я. – Смотри на его поступки. Мужчины, они такие! Могут часами признаваться в любви, а сами палец о палец не ударят! А могут никогда не признаваться… Но … эм… всегда приходить на помощь… И если Никита пришел на помощь, значит, ты ему нравишься!
– Правда? – глаза Пипки округлились. – А почему он тогда сказал, что не нравлюсь?
– Потому, что он глупый еще. Мужчины считают любовь – слабостью. И предпочитают о ней не говорить. Поэтому смотри на его поступки, - утешала я девочку. Вы когда будете проходить любовные зелья? Вы же будете их проходить?
– К-к-кажется, будем! – кивнула Пенелопа. – Но через … эм… три курса.
– С тебя – зелье. А я отвернусь: «Птичка!», - улыбалась я. Я рассказывала Пенелопе, как Никита бросился за нее заступаться. Как раскидал весь класс.
– Ничего себе, - Пенелопа обдумывала мои слова.
Я осторожно сняла ее с подоконника. А она схватила меня и прижалась ко мне изо всех сил.
– Я так с мамой делала, - послышался детский дрожащий голосок. – Можно я иногда буду так к вам прижиматься?