Плывёт кораблик в гости
Шрифт:
Стихи
Перед праздником
1
Кухлянка – верхняя меховая одежда.
Как построить ярангу
На коньках по океану
Новость
Сказки и рассказы
Полезное имя
На Вороньей сопочке – по-нашему Вэльвынэй – обжилось куропаточье семейство по соседству со своими сородичами. И было у них всё, как и в других приличных семьях: и уютный домик в снегу, и ягода шикша под снегом, и звёзды над головой, и шустрый сынок – пушистый комок, топотун и проказник. Только мама-куропаточка была чуть белей да стройней других курочек, оттого и звали её ласково – Беляночкой, по-нашему Ильгынэ. А папа был рябой куропач, с коричневыми перьями в седине, с важным брюшком и огненным взглядом. Глазки маленькие, а веки большие и оранжевые. А чтоб ещё ярче были, он всё почки ольховые ел, высматривал самые оранжевые. Однако не Огнеглазым звали его, а Пеструхом – за рябую масть. Конечно, не очень нравилось Пеструху его имя, да что поделаешь.
А вот сынок у них рос и вовсе без имени. Тут такая история приключилась. Родился он последним среди малышей куропаточьей родни, к тому времени все самые красивые имена по другим семьям для своих деток разобрали. Кого назвали Альбатросом, кого Звёздочкой, а кого Повелителем Ветров, Голубчиком, Снежком и даже Огнеглазым.
– Ну, придумай что-нибудь, – умоляла мужа Беляночка. – Слыханное ли дело – ребёнок без имени.
Но сколько ни глядел в небо Пеструх своим огненным взглядом, сколько ни перекидывал голову с плеча на плечо – ничего не придумал. Правда, сказал как-то: «Может, Ваняткой назвать, как у этих?..» – так после свою курочку снежком еле в чувство привёл.
А уж другие дети их сынка стали Плаксой дразнить – по-нашему Тыргыном. Что верно, то верно: любил малыш покапризничать, да можно ли кличками такими бросаться, хоть бедное дитя и безымянным растёт? Запретила Беляночка сынку своему из дому отлучаться: может, и кличка отстанет, да и от лисьих глаз подальше. Лиса, чего доброго, малыша может сцапать, даже не подозревая, какое это несчастное и ласковое дитя.
Мама Беляночка в нём души не чаяла. И так на него посмотрит, и этак поглядит – хорош! В снег нырнёт с головой, в глубокий сугроб, ягодок шикши или брусники полный клюв достанет. И ну потчевать сынка. А он ест да ест, белым шаром раздувается, по снегу с боку на бок перекатывается, ягоды покислее выплёвывает, озорник. Беляночка за ним ходит – подбирает: не пропадать же добру. Подкатит потом малыша к себе под крылышко, нежит дрёму его материнским теплом. Папа, конечно, недоволен был: малыш без имени – ещё полбеды. А вот что толст не в меру, не ходит важно, а всё кувыркается – совсем худо, однако. И уводит под вечер сына в лесок уму-разуму учить: вот как ягоду надо доставать – покажет. Вот как домик в снегу выкапывать, чтоб не виден был. А вот как тундру слушать: гребешок вверх – и замри. Одни звуки страшные – когтистые да зубастые. Другие житейские – крылатые да рогатые. А третьи про погоду – шу-шу-шу – говорят. Всему смышлёный малыш научился.
Только пугать как следует никак научиться не мог. Из-под снега вынырнет, крыльями забьёт, а крикнуть по-куропаточьи «кых-пых!» забывает. А ведь если не крикнуть как надо: «кых-пых», – кто ж испугается? Ведь по-русски «кых-пых» это же «кыш-кыш отсюда!».
А вышло так, что как раз тем леском медведь проходил, шикшу искал. Спохватился Пеструх, когда медведь пол-луны загородил. Едва успел малыша под крыло запихнуть, за кочкой спрятаться. А медведь уже возле кочки топчется.
Тут папа-куропач как закричит: «кых-пых!» да как захлопает крыльями, снег взметая, – у медведя душа в пятки! Он-то с испугу подумал, что на него кочкоголовые налетели (это звери на Чукотке так людей называют). Уж такого дёру дал, что ольху сгоряча своротил – не заметил.
Плюхнулся в снег Пеструх, огляделся – нет сынка. А тот белым комком через поляну катится. Насилу остановил его отец и говорит:
– Знаю теперь, как тебя назвать. Будешь ты у нас Кыхпыхом. Пусть не слишком красивое имя, зато полезное. Уж своё-то имя никак не забудешь.
И так малыш этому обрадовался, что стал петь и кричать своё имя на все лады: «Кыхпых, Кыхпых, Кыхпых!» Даже зайца чуть не до смерти напугал.
И мама – Беляночка тоже рада была. С таким именем не пропадёшь – только вспомни вовремя да крикни погромче. А брусничкой да шикшей мороженой сынка повзрослевшего всё равно баловала: мама – она всегда мама.
С тех пор на Вороньей сопочке, по-нашему Вэльвынэй, в куропаточьих семьях своих детей только Кыхпыхами и называют. Кыхпых да Кыхпых. А как ещё лучше? Лучше и не бывает. Вот и всё.
Железный малыш
Вот уж сказку скажу – напугаешься. Померещится что – чур, чур! – говори, головешку раздуй, вокруг помахивай. А то бубен на – стучи громко, как тюлень хвостом, Кэлы, злой дух, подумает: мол, от страху трясётся, боится меня. Может, и вовсе не тронет…