По барабану!

Мазоха Виктор

– Не лезет… кха–кха… уже ни-че-го, – сквозь кашель выдавил Олег, чувствуя, как по спине неприятно покатились капли пота, сильнее задрожали руки. Он засунул их в карман ветровки, тяжело вздохнув, спросил:

– Чем занимаешься? Так же с газетой сотрудничаешь?

– Нет, – Сергей положил руку на ноутбук.– Вот это теперь моя работа. А в редакции давно уже во мне не нуждаются. Сейчас надои никого не интересуют… сводки, какие мы с тобой на целые полосы готовили, не печатают…

– Да… все изменилось…

– Но без дела не скучаю. Занимаюсь всем, чем придется. Рекламой, поиском клиентов…

– А–а, – протянул Олег, чувствуя какую–то непонятную зависть. – Платят хоть что–то?

– Жить можно. К пенсии добавка неплохая получается…

Сергей рассказывал, Олег делал вид, что слушает, но голова его уже плохо воспринимала действительность. Ему казалось, что внутри сидит какой-то червь и высасывает из него упорно и настойчиво последние силы, отравляя ядом каждую клеточку. Его тошнило, бросало в пот, давил скребущийся где–то в груди до самой гортани кашель.

«Господи, лечь бы и умереть – сразу и без мучений» – подумал он.

– А ты чем занимаешься? – донесся до него голос Сергея.

– Я? Кха-кха! – вновь закашлял Олег и повернул голову к окну. – Ничем.

– На что живешь?

– На что придется. Пепси-колой торговал на вокзале, один друг был в этом деле дока. Скупали в магазине по одной цене, продавали в два раза дороже на перроне. Продадим, наберем водки, напьемся – и так по кругу каждый день… Убили его недавно, а один я торговать не умею…

– За что убили?

– Не знаю… Ой, Серега, мне и так тошно. Не будем об этом.

– А как там Татьяна поживает?

Олег удивленно вскинул глаза.

– Ты ее знаешь? Ах, да! Мы же у тебя были с ней после свадьбы. В разводе мы… Вчера на суде был. Развели… Ох, тяжко, мне… – Олег вытер со лба капельки пота. – Я даже не думал, что это так тяжело. Вроде бы и не жили последнее время вместе, – он вздохнул и произнес: – Еще эта пьянка… Вчера с горя напился. А теперь и похмелиться не на что…

Наступила тяжелая пауза. Сергей никак не отреагировал на его слова.

– Болею страшно, – повторил жалким голосом Метелкин. – Похмелиться надо. Не дай умереть, Серега, выручи! Займи, хоть на бутылочку пива… Я отдам, ты не волнуйся.

– Подожди, – Сергей задумался, – подожди, у нас, кажется, в холодильнике стоит неполная бутылка водки. Сходи на кухню, принеси ее сюда и стакан захвати.

Метелкин быстро поднялся с кресла и уже через минуту держал в руке заветную бутылку. Она была нежно холодной. От одного прикосновения к ней стало легче, словно уже принял внутрь горючую жидкость, почти физически ощущал жжение в желудке и приятное тепло, разливающееся по всему телу. Но руки, на все его попытки унять их, не переставали трястись. «О, господи, хоть бы не уронить». Ему пришлось приложить немало усилий, чтобы засунуть бутылку в карман. Затем он резким движением взял со стола стакан и вернулся в комнату.

Поставив все на стол, облегченно вздохнул, словно после тяжелой изнурительной работы.

– А закуски что не взял? – спросил Сергей. – Там же кусочки сыра должны быть, котлеты вчерашние на тарелке…

– Я так… мне не надо…. есть не хочу. Мне надо выпить.

– Ну, тогда пей, Потом закусишь. На тебя страшно смотреть.

Рука Метелкина, которой он держал «поллитровку», пытаясь налить содержимое, плохо слушалась, бутылка билась о край стакана, капли водки расплескивались по столу, тогда он обхватил ее обеими руками. Наполнив почти до самых краев стакан, вздохнул с облегчением и вытер рукавом пот со лба. Теперь дело оставалось за малым: нужно было суметь взять в дрожащую руку стакан. Это оказалось ему не под силу.

– Серега! Я не могу… Помоги… – с тоскою в голосе произнес Олег. – Помоги мне выпить эту проклятую водку.

– А как я тебе помогу? Хотя, знаешь что, тащи–ка все хозяйство вместе со столом к моей кровати.

Метелкин осторожно подтянул стол.

– Теперь садись рядом на уровне моей руки, – сказал Сергей, – открывай рот. Будет делать тебе вливание.

Когда была выпита последняя капля, Метелкин несколько минут сидел с закрытыми глазами. Наконец, открыл их, они были влажными.

– Ты чего?

– Устал, я Серега… Жить не хочется.

– Ты это брось! Тебе сколько лет?

– Тридцать три…

– Возраст Христа. Все у тебя наладится.

– Тридцать три… А мне кажется, что я уже прожил триста тридцать три.

– Ты же, вроде бы, не пил раньше…

– Не пил. А вот запил… Она ведь мне изменять стала… я и начал выпивать, с обиды и горя. Незаметно втянулся. И уже без выпивки не представлял жизни. В итоге допился до того, что лежу однажды в каком–то заброшенном доме, весь в поту, руки и ноги дрожат, выпить хочется. А сходить за бутылкой не могу, сил нет. Представляешь, нет сил, чтобы сходить за бутылкой, деньги есть, а сил нет. И послать некого. В итоге попал в психушку – крышу у меня сорвало. Бесы стали плясать и смеяться перед глазами.

С работы выгнали… слонялся, где попало и ночевал, где придется. В дом Татьяна не стала меня пускать. Подала на развод.

– Да, дела… Ну, ты все равно, возьми себя в руки. Хочешь, я научу тебя работать с компьютером. Сейчас многие журналисты работают как копирайтеры.

– А что это такое?

– Тексты готовить и продавать. У тебя получится. Ты был классным журналистом. Я расскажу тебе все подробно, ты приходи, когда решишь, что тебе это нужно.

– Спасибо, друг, – Метелкин заплакал. – Спасибо. Я обязательно приду к тебе. Я чувствую, что приду… – он прильнул губами к руке Сергея. – Спасибо. Во мне что-то перевернулось. Сам не понимаю, но когда я тебя увидел, увидел, что ты до сих пор не пал духом… я даже, грешно сказать, позавидовал тебе. Я, у которого ноги и руки работают, почувствовал себя мерзким и ничтожным человеком перед тобой… Я больше, чем инвалид…

Городок жил своими заботами. Несмотря на дождь, который вопреки синоптикам, обещавшим весь день ясную погоду, лил, как из ведра, у Метелкина было уже не так мрачно на душе, он знал, что перемены все равно наступят, разойдутся тучи и выглянет солнце.

«По барабану!»

В просторном и светлом кабинете редактора Серафима Григорьевича Бумажкина в эти минуты было необычно тихо. Собравшись за круглым столом, сотрудники районной газеты усиленно думали над заголовком к новому приложению.