(По)Беда для гладиатора
Шрифт:
Едва заметная горбинка на носу ничуть не делает хуже гордое волевое лицо настоящего патриция. Яркий рисунок рельефных губ наводит на мысли о Колизее и криках оголтелой толпы. Крутой подбородок немного тяжеловат, но когда мужчин портили подобные мелочи?
Всё в нём дышит инстинктами, но кричит о богатстве. Дорогое пальто. Чёрная рубашка. Длинная шея. Редко кому идёт наглухо застёгнутый на все пуговицы ворот. Стальной галстук с отливом в цвет глаз. В цвет поблёскивающих на запястье массивных часов. Широкая кисть и пальцы. Я вижу их прямо перед собой,
Чёрт! А ещё у него ресницы. Возмутительно тёмные и густые. Нет, вот ему-то зачем? И он, не отрываясь, смотрит куда-то вниз.
Я невольно провожу траекторию его взгляда и шарахаюсь в сторону. Пытаюсь отступить. Вот зараза: он пялится на мою безлифчиковую грудь. Всё во мне замирает от ужаса. Я сейчас как кролик перед удавом. Бандерлог перед взором Великого Каа.
– Простите… пожалуйста, – бормочу под нос волшебное слово, стараясь не заикаться, и осторожно делаю шажок назад. Сработало. Свобода.
Вперёд, Виктория, ты больше не пленница могучего истукана, от которого на километр разит дорогим парфюмом, избытком тестостерона и высокомерием.
Как ни странно, столкновение меня успокаивает. Я перестаю реветь, вытираю слёзы, застёгиваю куртку и, пошарив глазами вокруг, решительно направляюсь к ближайшему торговому центру.
«Идиллия» – гласит вывеска на первом этаже – лучшее женское бельё. Новогодняя распродажа! Скидки до 50 %.
Как раз то, что нужно. Потерявши голову, по утраченному лифчику не плачут. Надо восполнить эту досадную брешь в своём гардеробе.
И стеклянные двери приветливо разъезжаются в стороны перед моей персоной.
2. Алекс
Она врезалась в меня, как безумный лётчик крохотного планера, что пошёл на таран «Боинга». Позабавила. Маленькая кукла-растрёпа, неожиданно порвавшая марионеточные нити. Плачущая свирель, что фальшивит на высоких нотах. Легко сломать такую двумя пальцами.
И я почти перешагнул. Забыл. Не заметил. Если бы не одно незначительное «но». Её соски впечатались в мою грудь. Твёрдые и острые, хоть стекло режь. Миг – и в паху жарко стартует ядерная боеголовка. Резкая болезненная похоть. Кровавое марево в глазах.
Может, поэтому я придерживаю девушку рукой, когда она скользит ногами, как разогнавшаяся на крутом повороте кошка. Невольно прижимаю покрепче, чтобы убедиться: мне не показалось. Соски никуда не делись. Такие же холодные, как ледяные шарики.
Она трепыхается птичкой, пытаясь вырваться. Тщетно. Ей не тягаться со мной. Замирает, судорожно выдыхает, поднимает взгляд. Медленно, словно не соображая, где она и что здесь делает.
Всклокоченная, зарёванная, с распухшим носом и губами. Средненькая. Девочка из толпы. Нелепая ядовито-жёлтая куртка с чёрными кантами и застывший от ужаса взгляд. Испугалась? Не ожидала? Не
Даю ей отпрянуть. Немного, совсем чуть-чуть, чтобы убедиться: по морозу действительно бегают девушки в распахнутой куртке и без нижнего белья. Упругие холмики обтянуты лайкровой футболкой. Острые, как пики, соски рвут, режут плотно облегающую ткань.
Не могу оторвать взгляд. В штанах тесно. Я забыл, когда заводился вот так, с полуоборота. С одного прикосновения. Шикарные, идеальные соски. Крупные, торчащие, литые. Хочется потрогать их руками. Мять. Зажимать. Перекатывать.
Она ловит мой взгляд, запечатлённый на её сосках, испуганно шарахается в сторону, бормочет «пожалуйста» и пятится, пятится задом. Я мог бы сгрести её обратно. Взять за шкирку и подчинить. Сделать то, к чему меня подталкивали инстинкты. Но не стал. Пусть. Беги, деточка, переставляй ножки.
Вычеркнуть и забыть. Эпизод. Мелкий штришок. Как царапина на грифельной доске. Две царапины. Чёрт. Смотрю ей вслед. Провожаю глазами. Вижу, как застёгивает куртку, дышит ртом на озябшие ладони, осматривается по сторонам и решительно направляется к торговому центру. А это уже интересно.
Шаг. Ещё шаг. Как маньяк за своей жертвой. Неосознанно, следуя только инстинктам. И даже когда понимаю, что слежу, не останавливаюсь. Внутри разгорается пожаром азарт. Зов хищника. Рефлекс охотника, выслеживающего добычу.
Осматриваю объект сзади. Оцениваю. Взвешиваю. Сопоставляю. Среднего роста. Ладная. Пропорциональная. Красивая попка – упругая и округлая. Длинные ноги. Ничего не говорящие параметры. Зато на моей груди – горящий след от острых камешков, что процарапали, выжгли две неровные параллельные линии. Заставили поднять шалашом штаны и повели за собой.
Вздрагиваю, но не от холода. От острого, слишком яркого приступа вожделения. В такие моменты отключаются мозги, а работает лишь животное чутьё.
На минуту от слежки меня отрывает телефон.
– Да, дорогая. Нет, крошка, – мне всегда удаётся этот ровный тон. Но та, что сейчас по ту сторону телефона, не улавливает иронии. Настолько тупа, что не различает нюансов, пока танком по ней не проедешься. – Не стоит меня ждать сегодня. Ты, как всегда, мудра и прекрасна в своей сдержанности. Хвалю тебя. Не издеваюсь. Как ты могла так подумать обо мне?
Под конец разговора, видимо, что-то щёлкнуло в её прекрасной головке. Догадалась? Замечательно. Выслушиваю мягкие упрёки и лёгкую капризность, отстранив трубку.
Уже нажав «отбой», понимаю: нужно вычеркнуть этот номер навсегда. Поставить в «игнор», занести в чёрный список. Но перед этим откупиться, сделать широкий жест. Нет, не успокоить совесть – у меня её нет. Просто из любви ставить красивые жирные точки. Взять финальный аккорд. Овладеть ситуацией и умело нажать на нужные кнопки, которые легко успокаивают уязвлённое женское самолюбие.
Всех своих баб я бросаю сам. Уверенно. Без сожалений. Все они куклы в моих руках. Одеваю. Раздеваю. Пользую. Надоедают. Выбрасываю.