По большому льду. Северный полюс
Шрифт:
Как только мы ступили на старые ледяные поля, двигаться стало гораздо легче. Снег там был не особенно глубок, всего несколько дюймов, но довольно сильно уплотнен под влиянием зимних ветров. Тем не менее, поверхность во многих местах была очень неровной и стала испытанием для нарт, деревянные детали которых становились хрупкими от низкой температуры, которая достигала минус пятидесяти. В целом, однако, я чувствовал, что если мы не столкнемся с чем-нибудь худшим, чем эта первая сотня миль от суши, у нас не будет причин жаловаться на судьбу.
Несколько дальше, идя в арьергарде своего отряда, я повстречался с Кюта из отряда Марвина, который спешил с пустыми нартами назад. Его нарты были так разбиты, что, наверное, проще было вернуться на мыс Колумбия за запасными, чем пытаться отремонтировать эти. Я предупредил его, чтобы он не терял ни минуты и обязательно догнал нас в лагере этой же ночью, и он скоро исчез из виду в снежном вихре позади нас.
Еще дальше мне встретился Кудлукту, возвращающийся после такой же поломки, а еще немного погодя – несколько человек из других партий, которые тоже получили распоряжение остановиться и отремонтировать нарты, сильно пострадавшие в единоборстве со льдом.
Наконец, я добрался до первого лагеря капитана, который находился в десяти милях от края ледниковой кромки. Там нас с Марвином ожидали два иглу, которые мы и заняли. Партии Гудселла, Макмиллана и Хэнсона должны были сами построить себе иглу для этой ночевки. Бартлетт и Боруп, идя в опережающих отрядах, должны были строить по одному иглу в каждом лагере. Я по старшинству должен был занять одно из них, а порядок, согласно которому партии Марвина, Макмиллана, Гудселла и Хэнсона должны были занимать второе из уже построенных иглу, был определен жребием еще на мысе Колумбия, и первый номер выпал Марвину. Позже, когда впереди шла одна партия Бартлетта, в каждом лагере строилось только одно иглу на всей линии марша.
Сумерки полярного дня, который теперь длился около 12 часов, совсем сгустились к тому времени, когда последние нарты прибыли в этот первый лагерь. Для нарт это был крайне тяжелый день. Так называемые нарты Пири, благодаря их форме и большей длине, преодолели дистанцию лучше прочих. Несмотря на то, что двое нарт потерпели небольшие аварии, ни одни из них не вышли из строя. Двое эскимосских нарт старого типа были разбиты полностью, а еще одни почти полностью.
Скоро собаки были накормлены, и каждая партия отправилась ужинать и отдыхать в свое иглу, предоставив искромсанную поверхность льда в распоряжение темноты, воющего ветра и дрейфа. Этот марш был несколько тяжелым для меня, потому что, впервые за 16 лет, нога, поломанная в Гренландии в 1891 году, причиняла мне немалое беспокойство.
Не успели мы закрыть снежным блоком вход в иглу, как к нам в жилище сам не свой от страха влетел эскимос из партии Хэнсона. Он спешил сообщить мне, что в лагере, по всей видимости, поселился Торнарсук, иначе как объяснить тот факт, что они никак не могут поджечь спирт в своей новой горелке. Я удивился: еще на борту судна все горелки прошли проверку и при этом превосходно работали; но все же я выбрался из своего жилища и направился в иглу Хэнсона. Там выяснилось, что Хэнсон израсходовал уже целую коробку спичек, безуспешно пытаясь разжечь горелку. Наши горелки были совершенно новой конструкции, без фитилей, и после минутного раздумья, я догадался, в чем дело. Было так холодно, что в пламени спички спирт не успевал разогреться и начать испаряться, как это происходило при более высоких температурах, а, значит, его пары и не могли загореться. Клочок горящей бумаги разогрел спирт до нужной температуры, и проблема была решена.
Неисправность даже одной спиртовой горелки могла значительно снизить наши шансы на успех, так как члены этой партии были бы лишены возможности пить горячий чай, что является жизненно необходимым при работе в условиях таких низких температур. Киута, эскимос, который отправился на сушу вместе со своими поломанными нартами, пришел ночью, а Кудлукту так и не появился. Таким образом, в первый же день нашего марша по льду Северного Ледовитого океана экспедиция лишилась одного из своих членов.
Глава XXIV. Первая открытая вода
На второй день пути нашего санного похода мы столкнулись с первым серьезным препятствием. День был облачный, ветер с неослабевающей силой продолжал дуть с востока. Я опять умышленно пристроился в хвосте своей партии, чтобы еще раз удостовериться, что все идет по плану и все на месте. Продвижение шло почти так же, как и в предыдущий день – неровный и трудный ледяной путь испытывал на прочность и людей, и собак, и нарты.
Когда мы преодолели почти три четверти дневного пути, впереди над северным горизонтом замаячила темная зловещая туча – верный признак того, что впереди открытая вода. Над полыньей, как правило, висит туман; открытая поверхность воды всегда парит, а на холодном воздухе пары конденсируются, образуя настолько плотный туман, что временами кажется, будто это дым от пожара в прерии.
Приглядевшись, прямо по курсу впереди на снегу мы увидели черные точки – это мои вспомогательные партии, остановленные полыньей. Подойдя ближе, мы увидели полосу открытой воды шириной около четверти мили, которая, по-видимому, образовалась уже после того, здесь днем раньше прошел капитан. Что же, ветер делал свое дело.
Я распорядился разбить лагерь (а что еще можно было сделать?), и пока строились иглу, Марвин и Макмиллан измерили глубину моря у края полыньи – 96 саженей.
Оказавшись в результате переходов у края полыньи, мы тем самым побили рекорд англичан, который 12 мая 1876 года поставил капитан Маркем (ВМФ Великобритании), – 83°20' севернее мыса Джозеф-Генри.
На следующее утро, еще до рассвета, мы услышали скрежет крошащегося льда и поняли, что полынья, похоже, закрывается. Я постучал топориком по ледяному полу нашего жилища, тем самым сигнализируя обитателям других иглу о том, что пора разжигать горелки и быстро завтракать. Утро было ясное, правда, мела поземка да ветер дул с неослабевающей яростью.
С первыми лучами дневного света мы уже спешили, пересекая полынью по наслоениям молодого льда, который двигался, крошился и вставал на дыбы на ее краях. Если читатель представит себе переправу через реку по тонким доскам, которые располагаются на плаву несколькими слоями и при этом еще находятся в постоянном движении, то он, наверное, поймет, по какой ненадежной поверхности мы пересекали полынью. Такой переход – действительно серьезное испытание, в результате можно потерять нарты вместе с людьми и собаками или искупаться в ледяной воде. Оказавшись на другой стороне полыньи, мы не смогли обнаружить никаких признаков проложенного Бартлеттом следа. Это означало, что боковое движение (то есть на восток и на запад) ледяных берегов полыньи разорвало след.