По большому льду. Северный полюс
Шрифт:
От одного этого перехватывало дыхание, но сделать мы не могли ничего – только ждать. После завтрака мы осмотрели все нарты, отремонтировали то, что требовало ремонта, высушили одежду, а Бартлетт попытался измерить глубину океана, но вытравив 1260 саженей проволоки, так не достиг дна. Он не решился использовать всю длину проволоки, опасаясь, что вследствие какого-либо дефекта, она может порваться и тогда мы лишимся какой-то ее части; нам хотелось сохранить как можно больше из того, чем мы располагали, для «крайнего северного предела», и мы надеялись, что это будет Северный полюс. У нас осталось теперь только одно грузило, и я не мог позволить Бартлетту рисковать
Отметив по часам, что пора ложиться спать, – ведь теперь мы не могли по солнцу определить, когда наступает ночь, так как оно светило круглосуточно – мы снова вернулись в свои иглу, наскоро выстроенные после волнующих событий прошлой ночи. Лежавшая перед нами чернота глухо рокотала, напоминая шум отдаленного прибоя, и этот рокот постепенно нарастал. Для людей неопытных он мог казаться угрожающим, но на нас он подействовал ободряюще, так как мы знали, это означает, что преградившая нам путь полынья сужается, а, может быть, даже закрывается. Поэтому в ту ночь мы сладко спали в наших ледяных жилищах.
Глава XXIX. Бартлетт на отметке 87°47' северной широты
Наши надежды скоро оправдались, потому что в час ночи 30 марта, когда я проснулся и посмотрел на часы, рокот сужающейся полыньи перерос в хриплый рев, перемежающийся звуками, похожими на ружейные выстрелы, затихающие вдали с западной и восточной сторон, подобно звукам на линии фронта. Выглянув в смотровое окошко, я увидел, что черная пелена стала значительно тоньше, а за ней проглядывала еще одна такая же, только еще чернее – свидетельство того, что впереди еще одна полынья.
К восьми утра температура упала до минус 30°, обжигающий ветер дул с северо-запада. Лед перестал крушиться и скрежетать, дым и мгла рассеялись, как всегда бывает при закрытии или замерзании полыньи. Мы двинулись вперед, пока лед не раскрылся снова. Весь этот день мы шли вместе: Бартлетт, Хэнсон и я. На пути все время попадались узкие полосы молодого льда, который совсем еще недавно был поверхностью открытой воды. Во время этого перехода нам пришлось пересечь озеро молодого льда, тянувшееся 6–7 миль; лед этот был настолько тонким, что гнулся под нами, когда мы, разогнавшись как можно быстрее, пересекали его в надежде добраться до противоположной стороны. Мы старались изо всех сил наверстать отставание предыдущего дня, и когда, наконец, стали лагерем на толстом старом ледяном поле, за спиной у нас осталось добрых 20 миль пути.
Все те территории, которые мы за последние четыре перехода оставили позади, не сулили нам ничего хорошего. Мы слишком хорошо понимали, что жестокие ветры всего за несколько часов легко разрушат лед по всем направлениям. Пересечь такую зону идя на север – это еще полдела, главное – представлять себе, как мы будем возвращаться. И хотя девизом Арктики должно быть «Довольно для каждого дня своей заботы» [63] , мы горячо надеялись на то, сильные ветры подуют лишь после того, как мы покинем эти области, возвращаясь на юг.
63
Евангелие от Матфея, 6: 34.
Следующий переход должен был завершить продвижение Бартлетта, на север, и он выкладывался, не жалея себя. Дорога была хорошей, но погода стояла пасмурная, обжигающий северный ветер постоянно дул прямо в лицо, температура держалась около минус тридцати. Однако этот северный ветер, несмотря на то, что с ним приходилось вступать в единоборство, был для нас меньшим злом, чем восточный или западный, потому что и тот, и другой могли заставить нас пуститься в дрейф по открытой воде, тогда как при теперешней ситуации ветер закрывал все полыньи позади нас и, таким образом, облегчал обратный путь Бартлетту и его вспомогательной партии. Правда, давление ветра приводило к тому, что лед, по которому мы шли, сдвигался к югу, следовательно, мы теряли мили расстояния, но замерзшие полыньи с лихвой оправдывали эти потери.
Бартлетт так быстро преодолевал последнюю половину перехода, что, если я вдруг останавливался по какой-то причине, мне приходилось запрыгивать на нарты или бегом догонять партию, чтобы не отстать. Последние несколько миль я шел рядом с Бартлеттом впереди. Он был спокоен и хотел и дальше идти вперед, но по плану ему следовало отсюда вернуться к судну во главе четвертой вспомогательной партии, кроме того, чтобы увеличить основной отряд, у нас недоставало продуктов. Решись мы включить партию Бартлетта в основную группу, чтобы они могли пройти вместе с нами путь до северного полюса и обратно, нам бы пришлось выделить им необходимое для этого количество продуктов, но тогда нам всем на обратном пути к суше грозил голод.
Если бы стояла ясная погода, мы бы, без сомнения, преодолели за этот переход 25 миль пути, но, пробивая трассу в тумане, не удается держать такой же темп, как в безоблачную погоду, поэтому в тот день мы прошли только 20 миль. Мы понимали, что если мы и не достигнем 88-й параллели или, по крайней мере, не приблизимся к ней к концу этого прогона, то винить в этом надо будет лишь северные ветры последних двух дней, которые сдвигали лед к югу, круша молодой лед в полыньях между нами и сушей.
Солнце выглянуло как раз в тот момент, когда мы готовились разбить лагерь. Похоже было на то, что на следующий день будет ясно и это даст Бартлетту возможность провести астрономические измерения и точно определить своей крайний северный предел.
Когда наши иглу были готовы, я сообщил двум эскимосам, Кешунгва и Карко, что завтра им вместе с капитаном предстоит отправиться в обратный путь, поэтому необходимо как можно лучше просушить одежду, так как позже во время форсированного марша к дому у них, скорее всего, не будет на это времени. Бартлетт должен был вернуться с этими двумя эскимосами, одними нартами и восемнадцатью собаками.
Проспав почти четыре часа, я поднял всех в 5 часов утра. Всю ночь, не переставая, с севера дул сильный ветер.
После завтрака Бартлетт двинулся в путь, чтобы пройти еще 5–6 миль на север и убедиться, что 88-я параллель им все-таки достигнута. На обратном пути ему предстояло измерить высоту солнца над меридианом и определить точку нашего нахождения. Пока его не было, я отобрал лучших собак из его упряжки, заменив их более слабыми животными из упряжек основного отряда. В целом, собаки были в очень хорошем состоянии, по крайней мере, в гораздо лучшем, чем в любой из наших предыдущих экспедиций. Я постарался оградить себя от бремени передвижения на слабых собаках – тех, которым, скорее всего, суждено было погибнуть, приберегая лучших собак для последнего штурма.