По большому льду. Северный полюс
Шрифт:
Наверное, человек всегда мысленно возвращается к началу своего пути, когда чувствует, что его труд близится к завершению. Появление в этот день на севере ледяных полей, больших и плоских, сияющая голубизна неба, пощипывающий ветерок – все, за исключением ледовой поверхности, которая на ледниковом куполе совершенно плоская, образующая прямую линию на горизонте, напомнило мне те наши переходы много лет назад.
Самое большое различие было в тенях, которые на ледниковом куполе полностью отсутствуют, а на фоне полярного льда, где огромные ледяные гряды образуют мощный рельеф, тени глубокие и темные. К тому же, как я упоминал выше, на полярном льду видны маленькие, сапфирового цвета, озерца из воды прошлогоднего лета. На ледниковом куполе Гренландии много лет назад, подгоняемый нуждой, я напрягал все свои силы, стремясь настичь мускусных быков прежде, чем у нас исчерпаются запасы еды. А теперь я напрягал все свои силы, стремясь успеть добраться до своей цели прежде, чем круглый лик полной луны взбудоражит приливно-отливные течения и полыньи раскинут свои сети на нашем пути.
Через несколько часов меня нагнали нарты. После целого дня отдыха собаки были столь активны, что мне то и дело приходилось на несколько минут запрыгивать на нарты или бежать рядом с ними самому, чтобы не отстать, чего до сих пор еще делать не приходилось. Наш маршрут лежал почти точно на север, пересекая льдину за льдиной, одну ледяную гряду за другой, направляясь прямо на какую-нибудь горку или бугор, который лежал на пути, выверенном мною по компасу.
Так мы двигались часов десять без остановки и прошли, я был в этом уверен, миль тридцать, хотя, я предпочел оценить наши успехи скромнее – 25 миль. Мои эскимосы говорили, что мы прошли столько же, как от «Рузвельта» до залива Портер, а это, по моей зимней маршрутной карте, 35 миль. В любом случае, мы точно пересекли 88-ю параллель и оказались в областях, где до нас не ступала нога человека. Какое бы расстояние мы не прошли, теперь, когда ветер перестал дуть с севера, мы надеялись, что сможем подтвердить этот рекорд. Возможно даже, что в результате ослабления давления ветра лед более-менее сдвинулся в обратном направлении и вернул нам те с трудом завоеванные мили, которые он украл у нас в предыдущие три дня.
К концу перехода я вышел к открывающейся полынье. Это была полынья шириной ярдов 10 и находилась прямо передо мной, а в нескольких сотнях ярдов к востоку было место, по которому еще можно было перейти, там, где единственная трещина разветвлялась. Я дал сигнал, чтобы нарты незамедлительно трогались; потом я побежал к этому месту, и мне как раз хватило времени расчистить путь по движущимся льдинам и вернуться, чтобы помочь перетащить упряжку до того, как полынья расширится, и ее невозможно будет перейти. Я перепрыгивал с одной льдины на другую, выбирая такой путь, чтобы быть уверенным, что льдина не накренится под тяжестью собак и нарт; возвращался к первой льдине, на которой были собаки, помогал собакам перебраться вперед, а погонщик в это время переправлял нарты с одной льдины на другую и перебегал то на одну, то на другую сторону, чтобы удержать равновесие и не перевернуть нарты.
Мы протащили нарты через несколько трещин такой ширины, что собаки перескакивали их без труда, а людям приходилось проявлять большую активность, чтобы поспевать за длинными нартами. К счастью, это были двенадцатифутовые нарты усовершенствованной модификации Пири. Если бы это были семифутовые эскимосские нарты старого образца, нам бы пришлось использовать для переправы веревки, организовав переправу нарт на ледяных плотах.
Непросто заставить собак прыгать через расширяющуюся трещину, но опытные погонщики умеют делать это с ходу, пользуясь обычными средствами – кнутом и голосом. Неопытный погонщик в этом случае, скорее всего, утопит всю упряжку. Чтобы заставить собак преодолеть страх перед открытой водой, иногда приходится прибегать к некоторым хитростям, например, встать впереди, и, низко держа руку и делая вид, будто держишь в ней какое-то лакомство, побуждать их к прыжку.
Примерно через милю случилось так, что, когда я перепрыгнул на край льдины за узкой полыньей, лед подо мной проломился и я рухнул в воду почти по пояс; но поскольку вода не достигла пояса моих водонепроницаемых меховых штанов, я успел стряхнуть ее прежде, чем она успела замерзнуть.
Полынья, однако, была не особенно широка, и нартам далась без труда.
Когда мы остановились, чтобы разбить лагерь возле огромной ледяной гряды, солнце, которое постепенно поднималось все выше, казалось, стало пригревать. Сооружая иглу, мы заметили низкие водянистые облака, лежавшие на востоке и юго-востоке в нескольких милях от нас, и поняли, что в том направлении открывается широкая полынья. Приближающееся полнолуние явно принималось за работу.
Солнце продолжало свой путь, да и луна все кружила и кружила по небу напротив солнца – серебряный диск против диска золотого. Глядя на этот мертвенно-бледный призрачный лик, такой блеклый на фоне яркого солнца, трудно было представить, что он обладает такой силой, которая может взволновать огромные ледяные поля, силой, которая способна даже сейчас, когда мы находились практически в виду цели, выставить перед нами преграду – непреодолимую полынью.
Всю долгую зиму луна была нашим другом: она давала нам свет. Благодаря ей мы каждый месяц могли охотиться целую неделю. Теперь она уже не казалась нам другом, ее присутствие грозило нам опасностями и воспринималось со страхом. Ее сила, которая раньше приносила нам пользу, теперь могла стать источником неисчислимых бед.
Когда, проспав нескольких часов, мы проснулись утром 3 апреля, погода все еще была ясной и тихой. В начале перехода нам пришлось пробираться через огромные скопления тяжелого торосистого льда, пуская в ход ледорубы. Это несколько задержало наше продвижение, но пробившись через старые льды, мы постарались наверстать упущенное время. Так как стоял полярный день и дневной свет сопровождал нас все время, мы могли продвигаться, не привязываясь к времени суток, а спать как можно меньше. Мы снова прошли в быстром темпе, потратив на это, как и раньше, 10 часов и проделав всего лишь 20 миль пути из-за того, что поначалу задержались, расчищая дорогу ледорубами, а потом нас ненадолго задержала узкая полынья. Мы были на полпути к 89-й параллели, и здесь я вынужден был затянуть пояс еще на одну дырочку.
Во время этого перехода мы видели гигантские торосистые гряды, но, к счастью, они не лежали на нашем пути. Весь день со всех сторон раздавались звуки крушащегося и стонущего льда, но движения льдов не наблюдалось. Либо, освободившись от давления ветра, лед успокаивался и приходил в равновесие, подаваясь к северу, либо ощущал влияние весенних приливных течений, связанных с активностью Луны. А мы все шли и шли вперед, и мне не стыдно признаться, что у меня часто-часто стучало в груди сердце и я уже, казалось, нюхом чуял дыхание успеха.
Глава XXXI. В одном дне пути от полюса
По мере того, как проходили дни, даже эскимосы, несмотря на усталость после длинных переходов, стали проявлять оживленную заинтересованность. Как только мы останавливались на стоянку, они тут же залезали на ближайшую ледяную вершину и принимались напряженно всматриваться вдаль, повернувшись в сторону севера: не виден ли там полюс? Почему-то в этот раз они были уверены, что мы обязательно до него дойдем.
После короткого сна в ночь с 3 на 4 апреля мы незадолго до полуночи снова двинулись в путь. И погода, и скорость продвижения были еще лучше, чем накануне. Поверхность льда, за исключением время от времени попадающихся на пути торосов, была ровная, как по краю ледника от Хеклы до мыса Колумбия, вот только лед был тверже. В душе я ликовал при мысли, что, если продержится хорошая погода, я смогу завершить намеченные мною пять переходов к полудню 6-го числа.
Наш переход снова длился 10 часов, и мы отмотали как минимум 25 миль без остановок, собаки шли быстрым шагом, иногда переходя на бег. В тот день со мной случилась небольшая неприятность: я споткнулся, когда бежал рядом с упряжкой и полоз нарт проехал по моей правой ступне, но боль была не такая сильная, чтобы помешать мне продолжить путь.