По большому льду. Северный полюс
Шрифт:
Вечером 29 декабря пошел снег и не прекращался до следующего утра, в результате чего толщина снежного покрова Красной скалы увеличилась сразу на фут. Дул свежий ветер с верхней части бухты, и температура быстро поднималась. В 9 часов вечера термометр показывал 113/4 °F.
В четверг, 31 декабря, налетел сильнейший шторм. Ветер срывался с утесов позади нас. Температура, однако, выросла до 16,5 °F. Мы готовились к празднованию Нового года. Миссис Пири разослала приглашения всем обитателям дома «пожаловать в южную комнату дома Красной скалы с 10 часов 31 декабря 1891 г. и до начала 1892 года». Во время обеда лай моих двух ньюфаундлендов известил нас о прибытии эскимосов; их привели по окончании обеда. Это были наши старые знакомые: Кессу
В 10 часов вечера начали прибывать наши гости. Все, по-видимому, оценили угощенье, состоящее из печенья, пончиков и мороженого, и когда часы пробили полночь, семь стаканов были подняты с пожеланием весело встретить Новый год. Миссис Пири в черно-желтом платье с раскрытым веером в виде пальмового листа изумила наших эскимосов, с восхищением наблюдавших за происходящим из соседней комнаты. Словно завидуя свету, теплу и радости, снаружи неистово завывал ветер, а снег кружился в ослепительной метели; впрочем, было не сильно холодно – от +3 до +12 °F.
Новогодний утренний кофе был подан достаточно поздно, после чего Джибсон и Вергоев открыли «атлетические состязания», проходившие при просто сумасшедшем ветре.
Эти соревнования представляли собой бег на сто ярдов: сначала как обычно, лицом вперед, затем задом наперед, а потом на четвереньках. Состязания эти вызывали жаркие споры, но из-за того, что Мэтт, стоявший у старта, и я – у финиша, были больше озабочены тем, чтобы согреться, а не тем, чтобы следить за временем, а также потому, что в темноте очень сложно было различить «спортсменов», о том, кто же победил на самом деле, приходилось только догадываться. В общем, мы, чтобы не вызвать нездоровой конкуренции, решили наградить всех участников.
В 3 часа пополудни все снова сели за новогодний стол; мы постарались доставить удовольствие эскимосам, накормив их гагарками и олениной, и нам это удалось. На следующий день буря утихла, температура начала понижаться, и наши гости отправились домой.
Перед уходом Кессу рассказал мне последнюю охотничью историю. Даже в темноте зимней ночи в ледяной расщелине возле открытой воды, недалеко от Нетюулюме, ему удалось загарпунить большого моржа, и после многочасовой борьбы он убил чудовище и привязал его. После этого Кессу вернулся в деревню за подмогой и с помощью своих соплеменников вытащил животное из воды; его запас провизии пополнился свежим мясом. В доказательство правдивости своих слов Кессу показал мне свежие и окровавленные бивни моржа.
Я обнаружил в моем журнале следующую запись от 2 января.
«В доме Красной скалы прошли праздники и наступил новый год. Оправдает ли он те надежды, которые я возлагаю на него? Покажет время. Мне кажется, что все будет хорошо. Сегодня после обеда миссис Пири и я пошли проверить лисьи капканы; идя по хрустящей ровной поверхности бухты и размышляя о нашем путешествии, я не мог избавиться от мысли: не оказались ли мы случайно в очень благоприятной местности, или же в особенно удачный год, или, может быть, наши предшественники невольно преувеличивали перенесенные ими испытания и суровость климата?»
Работа в моей полярной мастерской не прекращалась. Аструп трудился над полозьями из ясеня для второй собачьей упряжки. Доктор Кук и Иква занимались стойками и поперечинами. Я, распилив бивень нарвала на четыре части, обтесывал их на подрезы для саней и кроил оленьи штаны. Иква и Джибсон делали сцепки для саней из рогов и костей. Аннаука вытачивал костяные кольца для собачьей упряжки, Дези шила, Мен выскабливала шкуры, а миссис Пири работала над моей меховой курткой.
В понедельник, 11 января, небо прояснилось. Снежный пейзаж был залит ярким светом луны, даль была серебристо-туманной и над бухтой растянулся низкий слой облаков. Сумерки на юге в полдень были яркими, и вечером температура упала до –35 1/4 °F. В таком холодном воздухе пар из дома Красной скалы поднимался из каждой отдушины. Более скромные жилища поселения были практически полностью занесены снегом. Подготовка одежды из меха шла по плану, и я закончил великолепный спальный костюм, весивший всего 10 фунтов. На следующий день температура упала до –40 1/2 °F., светлая луна на фоне ослепительно белого снега светила так ярко, что эту потрясающую картину трудно передать словами.
13 января – день происшествия: едва не начался пожар. Аструп уронил ящик со спичками с полки на печку и вокруг нее. Спички моментально вспыхнули. Доктор Кук, дежуривший на ночной вахте и спавший на ближайшей к печке скамье, спрыгнул прямо в спальном мешке на пол и упал, как раз «вовремя» – я с размаху выплеснул полное ведро воды, которая по большей части попала доктору прямо в лицо. Второе полное ведро, моментально последовавшее за первым, убедило доктора Кука в слаженности и четкости действий «пожарного отделения» и заставило его в замешательстве отступить. Третьим ведром огонь был потушен.
15 января в полдень сумерки отражались от южного склона гор, и мыс Робертсон на противоположной стороне бухты был освещен стальным светом зари. Температура замерла на отметке –40 °F.
Мегипсу рассказала мне о черной пыли, принесенной восточным ветром и выпавшей на мысе Йорк около года тому назад и сильно испугавшей туземцев. По соседству с нами черной пыли было немного. Большего мне разузнать не удалось, но я не сомневался в правдивости этого рассказа. Это, на мой взгляд, говорит о возможности появления в этой местности вулканической пыли, может быть, из какой-нибудь северной части, еще не исследованной.
26 января юго-западное небо светилось несколько часов темно-желтым и розовым цветом. Впрочем, Арктур и Большая Медведица в полдень были еще видны. После завтрака мы с миссис Пири пошли на лыжах к большой горе в виде амфитеатра, находящейся в полутора милях по направлению к Долине пяти ледников.
Над расщелинами во льду вдоль берега и вокруг гор подымающиеся от них замерзающие ледяные пары образовывали облака тумана.
Вечером три собаки Арнгодоблао и еще одна, незнакомая мне, буквально ворвались в деревню, таща за собой свои постромки. Через час пришли Нипсангва из Кеати и Тавана с верхней части залива Инглфилда, с ними были еще три собаки. Тавана упал в воду и его сани остались на льду. Я дал обоим горячего пунша, и они легли спать на полу.
Нипсангва был братом Аннауки, мужа Дези. Тавана жил со своим семейством и еще одним далеко к северу у вершины залива Инглфилда. Они были очень разными: Нипсангва – сильный, проворный, атлетического сложения, Тавана же – какой-то нескладный, с птичьими ногами, небольшого роста, с больными глазами и походкой, похожей на походку бентамского петуха.
Я узнал от пришедших, что в окрестностях острова Гаклюйта и между ним и Нортумберлендом была еще открытая вода, и лед в проливе между нашим лагерем и Нортумберлендом был очень тонок и местами опасен, так как толстый слой снега защищал его от низкой температуры сверху, а снизу подмывала вода. Возле Кита и Нетиулюме снега было немного, часто дул сильный ветер. В верхней же части залива Инглфилда снега нанесло достаточно. Мерктосар, одноглазый охотник из Нетиулюме, и Кудла убили молодого медведя около мыса Пэрри. Мне доставляло удовольствие видеть перед дверью дома семь прекрасных собак и знать, что страшное пиблокто, или собачья болезнь, давно не встречалась в наших краях.