По большому льду. Северный полюс
Шрифт:
Следующие две недели показали, насколько благоразумной была моя осторожность, хотя было бы еще лучше, если бы я остановился раньше. Едва мы расположились лагерем и пообедали, как налетел шторм, и мы провели два дня в заточении: Аструп под санным брезентом, а я в «кухне» – небольшом углублении в снегу, накрытом парусом. Ветер проносился над нами к отдаленной земле, а ослепительная метель выла вокруг наших слабых убежищ. Когда шторм прекратился, мы вылезли из сугроба, наметенного над нами, и я сразу увидел, что мы были на южном краю центральной впадины ледникового бассейна.
Склон ее, состоящий почти исключительно из твердого голубого льда, чисто выметенного
Потребовалось два дня самой тяжелой и неблагодарной работы, чтобы выбраться из ловушки, в которую мы попали, и в конце двух дней мы потеряли 15 миль из нашего с трудом пройденного расстояния к северу. Крутые ледяные склоны, высоты внутреннего льда по которым мы должны были взбираться зигзагами против сильного ветра, требовавшие большого напряжения от собак и постоянного внимания от нас, чтобы сани не снесло в ледник, утомили и выбили из сил Аструпа и меня. Наконец мы достигли гладкой, покрытой снегом высоты внутреннего льда, где по достоинству оценили старинное немецкое изречение: «На высотах свобода». Мы снова могли продолжить наш путь. Во время этого подъема Налегаксоа, мой лучший пес, король упряжки, вывихнул ногу, и четырьмя днями позже мы потеряли его. Это было длинноногое животное, быстрое как луч света, с могучими челюстями.
По природе боец, он не раз запускал свои блестящие белые зубы в горло и бока белого медведя; и в первой борьбе за первенство, когда я привел новых купленных мной собак, он один едва не загрыз двух свирепых медвежьих собак одноглазого охотника. И при этом он был одной из самых преданных собак в упряжке, и достаточно было слова одобрения или прикосновения моей руки, чтобы он положил свои громадные лапы ко мне на грудь и приблизил свою свирепую, но умную морду к моему лицу. Бедный друг! Я сожалел о потере товарища, когда он, пробежав за санями со своей вывихнутой ногой два или три дня, отстал и пропал в одном из штормов ледяного покрова. Здесь я также потерял свою подзорную трубу и едва не утратил еще двух прекрасных собак – Льва и Пау. Обе провалились в расщелину, но повисли на постромках, и нам удалось их вытащить. Выйдя снова на внутренний лед, я воспользовался ясной погодой, чтобы описать орографию местности, и увидел, что котловина бассейна ледника простирается далеко на восток.
Мы шли на восток, пока не обогнули эту котловину, а затем снова направились на северо-восток. Однако нас скоро остановила другая группа громадных расщелин, от 50 до 100 футов шириной, пересекавших наш путь; едва мы дошли до них, как густой туман, поднявшийся по ледниковому бассейну с берега, накрыл и расщелины, и нас серым покрывалом. Двигаться вперед стало опасно, так как мы ничего не видели дальше вытянутой руки. Нужно было ждать, пока не разойдется туман, что произошло только через 18 часов. За полчаса мы обошли расщелины и вышли на прямую дорогу. Мы назвали этот ледниковый бассейн, доставивший нам столько трудностей, «бездонным колодцем» и начали ненавидеть даже сам вид земли. Я решил, во избежание дальнейших затруднений и промедлений, повернуть еще дальше вглубь и обойти эти ледниковые бассейны.
Пытаясь привести в исполнение этот план, я обнаружил, что по мере того как мы продвигались вперед, количество снега начало увеличиваться, а подъем внутреннего льда стал таким крутым, что мы, в конце концов, снова были вынуждены отклониться к северу. Едва мы прошли четыре мили в этом направлении, как сломались большие сани, ослабленные тяжелой работой последних дней, и мы потратили целый день на их починку. На следующий день, не прошли мы и шести миль, как нам начали угрожать новые промедления и неприятности, на которые мы не рассчитывали.
Несколько часов снежной бури, за которой последовала темная, облачная погода и быстрое повышение температуры почти до точки замерзания, превратили снег в вязкое болото. Сани, казалось, были нагружены свинцом. Собаки, до этого очень быстро тащившие двое саней, не могли теперь сдвинуть с места и одних; нужно было помогать им. Один из нас толкал сани, а другой тащил их. Нам ничего не оставалось, как ждать понижения температуры, что случилось через два дня. Мы использовали это время на осмотр саней и груза и выбросили некоторые вещи, без которых, как подсказывал наш опыт, могли обойтись. Общий вес оставленных в этом месте вещей составил примерно 75 фунтов.
При первом же понижении температуры мы пустились в путь, и нам удалось пройти шесть с четвертью миль. На следующий день дорога была много лучше, и скоро впереди нас показалась земля – на этот раз действительно берега фьорда Шерарда – Осборна, и мы снова были вынуждены отклониться к востоку. Ночь застала нас в шестнадцати с половиной миль дальше, перед большим ледниковым бассейном. Выдержка из моего путевого журнала дает представление о трудностях путешествия на следующий день: «Еще один тяжелый день на безбрежных просторах этой полярной Сахары.
Мы снова на высотах; к счастью, я надеюсь и даже уверен, что не встречу больше препятствий. Если хотя бы сколько-нибудь справедливо верование в дурной глаз, то, конечно, берега этого внутреннего льда явно кто-то сглазил. Все время, пока мы видели черные утесы над ледяным покровом, нам досаждали расщелины, скользкий лед, торосы, воющие штормы, бешеные метели и туманы. Собаки, казалось, взбесились, ломались сани и одометры, куда-то терялись наши вещи, и все шло плохо. Теперь же, преодолев все это, мы снова наслаждаемся хорошей погодой, легким ветром, неглубоким снегом, одним словом, уютом и комфортом. Невыносимая метель не позволила нам заснуть в прошлую ночь: снег проникал через мельчайшие отверстия под брезент и таял на наших лицах и одежде. Утром Кастор, один из моих лучших псов, вывихнул лапу и теперь не может тащить саней; упряжь сильно спуталась и вмерзла в сугроб у привязи».
Не прошли мы восьми миль, как снова остановились перед рядом концентрических расщелин. Остаток дня мы использовали на то, чтобы отыскать безопасные снежные перемычки, по которым можно было бы пройти через расщелины. Это мы могли сделать только в юго-восточном направлении. Две собаки упали в расщелины, и сани со всеми нашими бисквитами и сотней фунтов пеммикана провалились в снег. Все это было бы потеряно, если бы сани каким-то чудом не застряли на выступе льда на краю расщелины, что позволило нам с Аструпом спасти их. Выбравшись из этой ситуации, я с чувством облегчения заснул более крепким, чем обычно, сном; пять с половиной часов освежающего сна привели мои истомленные разум и тело в лучшее состояние и придали всему совершенно другой вид.