По дикому Курдистану
Шрифт:
– Но разве я тебе не сказал, что письмо полагается получить мне?
– Так как тебе это письмо столь важно, несмотря на то, что содержание ты уже знаешь, то, я думаю, мутасаррыф разрешит мне еще раз хорошенько разглядеть бумагу?
Мои подозрения еще больше укрепились. Более того, они вырисовывались в некое предположение. Я посмотрел бумагу на просвет, при этом ничего странного не увидел. Затем прощупал ее, понюхал, но безуспешно. Потом повернул ее так, чтобы на нее упали лучи солнца. И вот тут-то я различил несколько только
– Ты не получишь бумагу! – сказал я каймакаму.
– Почему?
– Здесь есть строки, сделанные тайнописью, я должен их обследовать.
У каймакама лицо пошло пятнами.
– Ты ошибаешься, эфенди.
– Я это четко вижу!
Чтобы его подразнить, я прибавил:
– Эту надпись я прочту наверняка, если подержу бумагу под водой.
– Держи, держи! – отвечал он с видимым удовлетворением в голосе.
– Ты выдал себя спокойствием, с которым ты произнес эти слова. Поэтому я не буду опускать бумагу в воду, а подержу ее над огнем.
Я попал в точку: это было заметно по неудавшейся попытке каймакама подавить страх, промелькнувший на его лице.
– Ты сожжешь письмо при этом! – предостерег он.
– Не беспокойся! Эфенди с Запада, наверное, умеет обращаться с такими вещами.
Бей был удивлен:
– Ты на самом деле полагаешь, что письмо содержит скрытое послание?
– Если ты зажжешь огонь, я смогу тебе это доказать.
При всем этом присутствовал Пали. По знаку бея он собрал сухие сучья и зажег пламя. Я присел рядом на корточки и со всей осторожностью поднес письмо к пламени. Тут же ко мне подскочил каймакам и попытался вырвать его у меня. Я, ожидавший этого, так же быстро уклонился в сторону, и он упал на пол. Али-бей тут же придавил его коленями к земле.
– Остановись, каймакам! – крикнул он. – Ты вероломно притворялся; сейчас ты пришел ко мне, не заручившись, как прежде, моей защитой, поэтому я беру тебя в плен.
Офицер сопротивлялся насколько мог, но нас ведь было трое против него, к тому же на помощь пришли и другие езиды, стоявшие неподалеку. Его разоружили, связали и отправили в палатку.
Теперь я мог закончить свой эксперимент. Пламя прогрело бумагу настолько, что она чуть не загорелась, и тут стали очень четко видны слова, стоящие на полях.
– Али-бей, ты видишь, я был прав!
– Эмир, ты волшебник!
– Нет, но я зато знаю, как сделать эти надписи снова видимыми.
– О эфенди, твоя мудрость очень велика!
– Но ведь мутасаррыф тоже понимает это волшебство. Есть вещества, из которых готовят чернила, которые на бумаге исчезают, и только еще одним средством можно их вынудить снова стать видимыми. Наука, знающая эти средства, называется химия. Ею у нас больше занимаются, чем у вас, и поэтому у нас есть лучшие средства, чем у вас. Мы знаем много видов тайнописи, которую очень сложно обнаружить. Ваши же настолько просты, что не требуется особенно много ума, чтобы невидимые слова сделать видимыми. Ну-ка, угадай, чем написаны эти строки?
– Скажи!
– Мочой.
– Быть не может!
– Если написать мочой зверя или человека, то надпись исчезает по мере того, как она сохнет. Если же потом подержать бумагу над огнем, строки чернеют, и ты можешь их прочесть.
– И что же здесь написано?
– «Я приду послезавтра, чтобы победить».
– На самом деле? Ты не ошибаешься?
– Здесь четко написано!
– Хорошо, тогда давай мне это письмо!
Он несколько раз в большом возбуждении прошелся туда-сюда, потом остановился передо мной.
– Это предательство или нет, эмир?
– Это вероломство.
– Может, мне уничтожить этого мутасаррыфа? Все в моих руках!
– Тебе придется потом иметь дело с падишахом.
– Эфенди, у русских есть пословица, она гласит: «Небо высоко, а царь далеко». Так же и с падишахом. Нет, я одержу победу!
– Ты прольешь много крови. Не говорил ли ты мне недавно, что любишь мир?
– Это так, но его должны мне предоставить! Эти турки пришли лишить нас свободы, имущества и жизней. Несмотря на это, я их пощадил. Но вот они снова плетут заговор. Разве я не должен обороняться?
– Должен, но не с помощью сабель!
– Чем же еще?
– Этим письмом. Иди с ним к мутасаррыфу, покажи ему, и он будет разбит наголову.
– Он мне устроит засаду и возьмет в плен, если я приду утром в Джерайю.
– Кто тебе мешает то же самое сделать с ним? У тебя больше шансов захватить его в плен: он ведь не знает, что тебе уже известны его намерения.
Али-бей смотрел в задумчивости некоторое время на землю перед собой, потом ответил:
– Я посоветуюсь с Мир Шейх-ханом. Ты поедешь со мной в долину Идиз?
– Поеду.
– Прежде, правда, я кое-что предприму, чтобы эти люди внизу не могли нам никак навредить. Не ходи со мной к палатке, оставайся лучше здесь.
Почему я не должен был сопровождать его до палатки? Его рука лежала на кинжале, а глаза сверкали решимостью. Не хотел ли он мне помешать предотвратить необдуманный поступок?
Полчаса я стоял снаружи один и все это время слышал гневные и возбужденные голоса. Наконец Али-бей вышел. В руке у него была записка, которую он протянул мне.
– Читай! Я хочу услышать, нет ли здесь чего-нибудь неподходящего.
Письмо содержало короткое и сдержанное указание командирам немедленно передать все оружие, а также боеприпасы езидов тому, кто предъявит этот приказ.
– Нет, все верно. Но как ты этого добился?
– Иначе я бы незамедлительно казнил его и макреджа и начал обстрел. За час мы бы с ними управились.
– Значит, теперь он в плену?
– Да, его вместе с макреджем караулят.
– А если люди каймакама не смирятся?