По дикому Курдистану
Шрифт:
– Да, господин. Это оказалось очень неприятной работой, но этот злой человек хаджи Халеф Омар не давал мне покоя, пока я не завершила всю работу. Хочешь посмотреть?
– Покажи!
Она принесла банку и пакет с кофе, и я убедился, что она и вправду отлично постаралась.
– И что ты скажешь по этому поводу? Каков будет твой приговор?
– Весьма милостивый для тебя. Поскольку твои нежные руки так часто касались зерен, да будут они все твоими. Посуда, купленная мной сегодня, также принадлежит теперь тебе. Стаканы же я подарю доброму Селиму-аге.
– О
– Конечно же! Уверен!
– Спасибо тебе, ведь покой – это единственное, чем еще может наслаждаться измученная женщина!
– Ты спишь здесь, внизу, Мерсина?
– Да.
– Но ведь не на кухне же, а в комнате?
– Господин, женщине место на кухне, и спит она тоже на кухне.
М-да! Дело оборачивалось не так, как мне хотелось. Во всяком случае, глупая шутка аги оказалась для нас весьма неуместной. Мерсина заснет сегодня не сразу. Я поднялся наверх, но направился не к себе, а в комнату хаддедина. Он уже лег спать, но, как только я вошел, проснулся. Я рассказал ему подробно про свое приключение в тюрьме, чем поверг его в изумление.
Затем мы упаковали съестное, свечу, зажигалку и пробрались в пустую комнату в торце дома. У нее было лишь одно окно, небольшое четырехугольное отверстие, запертое ставнями. Ставни были лишь прикрыты, и я, открыв их, выглянул – передо мной на расстоянии примерно пяти футов находилась гладкая крыша, нависавшая над этой стороной маленького двора. Мы выбрались на крышу, а с нее на двор. Дворовая дверь была заперта, и, таким образом, мы были в одиночестве. Дорога в сад, в котором некогда благоухала красавица Эсме-хан, была практически открыта. Теперь от тюрьмы нас отделяла лишь стена, причем весьма невысокая – до ее верха мы спокойно могли достать рукой.
– Подожди, – попросил я шейха. – Я сначала посмотрю, не наблюдает ли за нами кто-нибудь.
Я потихоньку поднялся на стену и аккуратно спрыгнул на ту сторону. Из первого маленького окошка, справа, на первом этаже, едва пробивался бледный свет. Это была комната, в которой спал пьяный ага и где сейчас, по всей видимости, сидели арнауты, не смеющие от страха даже прикорнуть. Следующее, то есть второе, окно принадлежало камере, в которой нас ждал Амад эль-Гандур.
Внимательно осмотрев и буквально обыскав узкий двор, я не увидал ничего подозрительного. Дверь, ведущая от тюрьмы во двор, была заперта. Я вернулся к стене, за которой стоял хаддедин.
– Мохаммед!
– Ну что?
– Все спокойно. Ты сможешь перебраться через стену?
– Конечно.
– Тогда лезь, только потише.
Через несколько секунд он стоял рядом со мной. Мы быстро пересекли двор и встали под окном, до которого я мог почти достать рукой.
– Нагнись, шейх, обопрись о стену и упри руки в колени.
Я взобрался на спину шейха, и, таким образом, мое лицо оказалось непосредственно перед окном темницы.
– Амад эль-Гандур… – тихо позвал я и прислушался.
– Господин, это ты? – гулко прозвучало снизу.
– Да.
– Мой отец здесь?
– Здесь. Он сначала спустит для тебя на веревке еду и свечку, а потом поговорит с тобой. Подожди, сейчас ты его увидишь.
Я спрыгнул со спины шейха.
– Тяжело?
– Да уж. Долго я бы не выдержал, слишком положение неудобное.
– Тогда мы сейчас сделаем по-другому. Ведь ты наверняка хочешь подольше поговорить со своим сыном. Поэтому встань коленями на мои плечи, тогда я смогу стоять достаточно долго, сколько тебе нужно для разговора.
– Он тебя услышал?
– Да. Он спрашивал о тебе.
Я достал из кармана веревку и отдал ее шейху.
– На ней ты спустишь пакет.
Мы привязали веревку, я сцепил руки за спиной, шейх встал на них и взобрался мне на плечи. Я охватил его колени руками так, чтобы он стоял достаточно безопасно. Шейх спустил пакет в камеру сына, и тут же завязался тихий, но тем не менее оживленный разговор. Я мог слышать лишь слова шейха, обращенные ко мне, – он справлялся, не устал ли я держать его. Он был высокий и крупный мужчина, и поэтому я почувствовал заметное облегчение, когда он минут через пять спрыгнул на землю.
– Эмир, его нужно как можно быстрее вызволить, я не могу дождаться этого, – сказал он.
– Прежде всего нам нужно уйти. Иди пока к стене, а я позабочусь о том, чтобы днем здесь не нашли следов.
– Это лишнее, ведь земля тверда как камень.
– Лишняя осторожность лучше, чем небрежность.
Он пошел назад, и я скоро последовал за ним. Через некоторое время мы, возвратившись по той же дороге, оказались в комнате шейха. Он захотел сразу же обсудить со мной подробный план освобождения своего сына, я же, напротив, посоветовал ему сначала немного поспать и отправился отдыхать в свою комнату.
На следующее утро я сначала проведал свою пациентку, которой уже не нужно было больше опасаться за свою жизнь. Рядом с ней я увидел только ее мать и никого больше. Справившись о ее здоровье и дав несколько советов, я решил прогуляться по городу и вокруг него, чтобы разыскать место в стене, через которое можно было бы выбраться из города, минуя городские ворота и их охрану. Через некоторое время я нашел такое место, правда, оно было пригодно лишь для пеших людей.
Когда я пришел домой из «разведки», Селим-ага только что поднялся с постели.
– Эмир, уже наступил день! – заявил он.
– Уже давно, – ответил я.
– О, я имею в виду, что уже наступило время поговорить о нашем деле, как мы договаривались вчера.
– О нашем деле?
– Да, о нашем. Ты же ведь был вчера вместе со мной. Скажи, нужно ли мне об этом доложить или нет? Как ты считаешь, эфенди?
– На твоем месте я бы этого не делал.
– Почему?
– Потому что лучше, если б совсем никто не знал, кто был ночью в тюрьме. Твои люди непременно заметили, что походка у тебя была не совсем уверенной, и они могут вспомнить это, когда их будут допрашивать.